Он чуть привстал на стременах.
— Справа и слева приближаются… В галоп!
Кони, словно ощутили наш страх, рванули с места в карьер. Я пригнулся, теперь отчетливо чувствую разлитую в воздухе ненависть, кое-где в дальних кустах мелькнули синие силуэты, но далеко, а преимущество конных дает знать, мы оторвались в этот раз, а потом еще дважды видели не столько засады, как группы охотников, но тут же переводили коней в галоп и стычек избегали.
Я все вглядывался вперед, словно вот-вот там появится огромный полосатый столб с затейливым гербом и надписью «Королевство Дронтария», однако в момент, когда ехали между зеленых холмов, на дорогу вышли трое крепких мужчин, все обнажены до пояса, а штаны короткие, чуть ниже колен, на широких поясах по длинному кинжалу, а в руках короткие копья с длинными острыми лезвиями.
Фицрой пробормотал:
— Снова? Нет, теперь Что-то другое…
Я тоже пытался понять, что именно насторожило, все выглядят очень недружелюбно и, что хуже, в мою сторону отчетливо пахнуло опасностью. Я попытался понять, от кого из них, ощутил с холодком, что все трое настроены очень решительно.
Я сказал быстро:
— Здравствуйте, мы мирные люди, едем в Дронтарию!.. Мы никого не пытаемся задеть или обидеть…
Старший из троицы сказал надменно:
— Вы вторглись в земли гуцаров.
Фицрой пробормотал как будто с облегчением:
— Вот оно что…
Я сказал как можно искренне, стараясь смотреть прямо в глаза вожака:
— Мы не вторглись! Мы просто едем в Дронтарию.
— Почему не объехали? — потребовал он.
— Но у вас нет границ, — запротестовал я. — Мы же кочуете вправо-влево!.. Да и нет вам ущерба, мы же не селиться сюда приехали. Просто едем в королевство…
Он прервал:
— Вы нарушили наши законы. Слезайте, наш старейшина решит вашу судьбу.
Фицрой засопел, начал присматриваться к тому, что уже взялся за его стремя, а я спросил невесело:
— А где он?
Вожак пожал плечами.
— Думаю, дня за два отыщем. Покинуть седла!
Голос прозвучал зло и решительно, я глазом не успел моргнуть, как он сделал быстрое движение обеими руками, и острый как бритва кончик копья уперся мне в грудь.
Фицрой выругался, меч блеснул на солнце. Я ощутил в ладони рукоять пистолета, выстрелил прямо в лицо вожака, тут же развернулся и всадил две пули во второго, тот широко замахнулся копьем, как дротиком, успел выпустить из ладони, как его опрокинуло на спину.
Сбоку послышался хрип, Фицрой первым ударом срубил руку своего гуцара, а вторым рассек от плеча и до середины груди. Копье того, которого я завалил вторым, пролетело над Фицроем, он пригнулся, его задело древком по спине.
— Быстрые они, — определил он. — Но одного я успел… А ты чего с ними так долго объяснялся?
— Долго? — переспросил я. — Наоборот… когда в руке молоток, все вокруг кажется гвоздями. Потому и борюсь с собой. Я не должен в любой ситуации применять свой… магический арбалет. Вот только человек такая скотинка…
Он криво ухмыльнулся.
— Понимаю. Ты еще хоть как-то сдерживаешься, но будь у меня такая штука, я бы…
— Плохо сдерживаюсь, — признался я. — А это нехорошо. Нехорошо, когда человек использует силу, когда мог бы убедить. Нехорошо и человеку, и сильной стране принуждать слабых к подчинению…
Он посмотрел с изумлением.
— Ты чего?…
— Я культурный, — огрызнулся я. — Не могу иначе!
— Чего? Поступать?
— Говорить, — сказал я сердито. — Поступаю я все еще как надо и как у нас, питекантропов, принято, но уже говорю о высоких духовых ценностях!.. А это важный шаг к переходу в более цивилизованное общество. С культурными запросами. Ты заметил, я даже убивать не люблю топором по голове, это некрасиво и недуховно, а только издали, чтоб я тут нажал, а там Что-то упало.
Он спросил с недоверием:
— А это не выглядит… трусостью?
— Это признак высокой культуры и духовности, — пояснил я. — Это эстетично, когда даже не мараешь руки. При соблюдении этих условий даже высокоодаренные ценители прекрасного готовы воевать, не вставая с дивана…
Он содрогнулся.
— Страшные вещи говоришь. Когда топором по голове — это понятно, убил. А когда вот так издали… то вроде бы и не убил, хотя еще как убил!
— Культура и цивилизация, — высокопарно пояснил я, — в том, что можно убивать издали, к тому же сразу тысячами, и не видеть крови!..
Он сказал серьезно:
— Жуть какая. Я за то, чтобы убивать топором по голове. Или мечом. Тогда видишь, кого убиваешь. И точно не убьешь женщину или ребенка. А из магического арбалета… Пускаешь стрелу здесь, а там далеко Что-то едва заметное падает. Подумаешь! Когда нет чувства, что убил человека, можно убивать и убивать.
— Для этого все и сделано, — пояснил я, — чтобы не было вины! Когда вот так издали, то любой трус может убить хоть тысячи. Или, скажем, очень совестливый… Тут спустил тетиву, а там в другом королевстве тысяча человек упали мертвыми! Это же какое счастье для тех, кто любит поговорить о культуре и гуманизме!
Он слушал вполуха, а то и вовсе не слушал, настороженно всматриваясь в лесную чащу.
— Мало открытых мест, — проговорил он зло. — Не люблю.
— Вон там редкий лесок, — сказал я. — Проскочим галопом. В крайнем случае на рысях.
— Иди впереди, — предложил он, — а я займусь конями… нет-нет, я не жалею, что взяли шестерых!
— Сменим, — сказал я. — Боюсь, понадобятся свежие лошади. Но сойдут и полусвежие.
Он остановил коня, двух с поклажей оставили, а с наших сняли седла и перенесли на запасных, это Фицрой хорошо придумал. Пусть не из стратегического расчета, а из простой человеческой жадности, но все равно хорошо, что нам на пользу, а остальные как хотят.
Старались держаться открытых мест, но иногда все же приходится проскакивать через леса, в этом случае даже я безжалостно подгоняю ничего не понимающих коней, пусть и груженых. Это им все равно, в чьи руки попадут, но я эгоист, а еще жадный, как положено любому нравственному человеку — кони здесь ценность.
Гуцары, как и викинги, почему-то не любят коней и предпочитают сражаться пешими. Вообще-то пешими сражались и знаменитые швейцарские наемники, как и чуть позже германские, но для нас отсутствие у гуцаров конницы хорошо тем, что еще несколько раз пришлось пробиваться через мелкие отряды, загораживающие дорогу, но конной погони за нами не было.
Фицрой, то и дело оглядываясь, проронил с уважением:
— Отважный народ!.. Чужие земли не захватывает, но свою отстаивает.