Любовь у подножия трона | Страница: 5

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Весной 1906 года, вернувшись из очередного турне, Матильда решила построить в Петербурге новый дом. Нет, дворец! Она приобрела участок земли на углу Кронверкского проспекта и Большой Дворянской улицы и заказала проект архитектору Александру фон Гогену. Мебель по собственному проекту Матильды была изготовлена на предприятиях известного фабриканта Мальцера. Всякие прочие «мелочи» были выписаны из Парижа.

Жизнь продолжалась и даже стала казаться Матильде довольно унылой и однообразной. Все‑таки ей было уже сорок. Она оставалась по–прежнему «блистательной, полувоздушной», однако… Но и князь Андрей по–прежнему медлил с предложением руки и сердца!

Кажущееся однообразие ее жизни было в одночасье нарушено – и как нарушено! – Первой мировой войной. Матильда и не подозревала, что еще будет горько жалеть об этом «унылом однообразии», ибо теперь жизнь будет горазда на сюрпризы только неприятные, страшные, губительные. Она с увлечением занималась обустройством лазарета на тридцать коек для «наших раненых солдатиков», но, увы, война кончилась не миром, а революцией.

Дворец Матильды Кшесинской был разграблен немедленно после Февральского переворота. Монархия свергнута, значит, следовало свергнуть все, что напоминало о ней, в том числе бывшую любовницу императора. Ленин обращался к народу с балкона особняка Кшесинской. В восторженной толпе можно было видеть бывших служанок балерины, напяливших вещички своей «свергнутой» госпожи. В карманах солдат, радостно приветствовавших экспроприацию экспроприаторов, что по–русски значило: «Грабь награбленное!», осело золотишко и бриллианты, которые некогда носила Матильда. Она почти ничего не успела сохранить. И по Петербургу ходили слухи, что какая‑то большевичка Александра Коллонтай носит горностаевое манто Кшесинской!

Очень может быть. Теперь уже никто ничему не удивлялся. Если и ждали перемен, то лишь к худшему.

Самые дурные предчувствия не замедлили сбыться, воплотившись в Октябрьский переворот. Правда, Матильда Кшесинская встретила его на Северном Кавказе. Еще в июле 1917 года она вместе с сыном Володей, преданной горничной Людмилой Румянцевой и старым слугой Иваном Курносовым покинула Петербург. На юге к ней присоединился князь Андрей Владимирович. И правильно сделал: это спасло ему жизнь. Здесь, на Северном Кавказе, Матильда узнала, что два человека, с которыми некогда была связана ее судьба, ее любовь, убиты большевиками: и Николай II, и великий князь Сергей Михайлович. А сколько других ее бывших поклонников легло в сырую землю!..

Прошло уже почти три года изгнания, а красные, кровавые тучи над Россией не рассеивались. И Матильда с Андреем поняли, что ждать здесь больше нечего – надо уезжать за границу.

В конце февраля 1920 года на итальянском пароходе «Семирамида», по протекции начальника английской военной базы, Андрей Владимирович и Матильда Кшесинская покинули русскую землю навсегда.

«Семирамида» держала курс на Венецию и прибыла туда 23 марта. Так началась другая жизнь – в эмиграции.

Всех денег, что были у беглецов, едва хватило, чтобы добраться до Франции, до городка Кап–д’Ай, где находилась вилла «Алам», купленная еще в те фантастические годы, когда сумма в сто восемьдесят тысяч франков, истраченная на подарок любимой женщине, была для князя Андрея сущей безделицей. Теперь виллу немедленно заложили, ведь жить было решительно не на что: Матильда приехала во Францию с одним платьем в саквояже, а у князя Андрея из всего былого добра остались лишь золотой портсигар да пара золотых запонок.

Когда появились деньги, стало легче жить. Можно было подумать и о будущем. Андрей и Матильда пережили вместе так много, что даже помыслить не могли о расставании. Старший брат Андрея, великий князь Кирилл Владимирович, тоже спасшийся от большевиков во Франции, дал согласие на их брак, и 30 января 1921 года в русской церкви в Каннах состоялось венчание. В этот день князь Андрей записал в своем дневнике: «Наконец сбылась моя мечта – я очень счастлив».

Матильда Кшесинская стала княгиней Красинской. Ее мечта тоже сбылась.

Конечно, даже сделавшись княгиней, она не перестала быть балериной. Танцевать уже не могла, зато могла учить всему тому, что сделало ее звездой русского балета. Она открыла студию, и это стало средством очень неплохого существования семьи.

Во Франции Кшесинская пережила войну. Здесь, на юге, была более свободная жизнь. Здесь не знали ужасов оккупации. А страдания по истязаемой России запечатлены были только в сердце и на страницах дневника. Но это была уже чужая для нее страна.

В доме Кшесинской бывали русские артисты: Сергей Дягилев, Тамара Карсавина, да и многие другие эмигранты–соотечественники.

Однако с каждым годом гостей становилось все меньше. Они уходили в дали невозвратные, они умирали, окончательно простившись с мечтой о возвращении на родину.

30 октября 1956 года Матильду поразил страшный удар: умер великий князь Андрей, муж и отец ее сына. Что и говорить, он прожил долгую жизнь – 78 лет. Матильда пережила его на пятнадцать лет. Кшесинской было 99, когда она в декабре 1971 года покинула этот мир, оставив книгу воспоминаний.

Ее похоронили на парижском кладбище Сен–Женевьев‑де–Буа, где нашли последний приют многие русские. Среди них были и друзья ее, и поклонники, знавшие Матильду Кшесинскую в былую пору: блистательной, полувоздушной…

Василиса Прекрасная
(Василиса Мелентьева – царь Иван Грозный)

Ее иначе никто и не называл. Ну до того была хороша! Уж казалось бы, искони вдоволь на Руси красавиц, это признавали все чужеземцы без исключения, правда, говорили они, чрезмерно русские дамы белилами, румянами да сурьмой перемазаны, небось не скоро до живой прелести лица доберешься.

Василиса ни румян, ни белил в жизни в руки не брала. Зачем? Щеки у нее и без того что яблочки наливные, лицо – снег белый, брови – соболиные, ресницы стрельчатые, глаза зелены, что ягода агрус [4] , зубы – сущие жемчуга. К чему ей такую несусветную красоту пачкать белилами да румянами? И без них всяк, кто ни поглядит на Василису, станет столбом, упрется взором, пока она мимо не проплывет птицей–лебедью, а потом ей вслед непременно оглянется и с завистью покачает головой: ох, повезло царскому стремянному Никите Мелентьеву! Ох, посчастливилось мужику, у которого в женках такая пава расписная!..

Коли прохожий дурак, он именно так и подумает. А умный мужик, напротив, пригорюнится и пожалеет Никиту…

Хлопот стремянному с такой женкой было много, что да, то да. Не сказать что Василиса была хозяйка плохая или, к примеру, баба гулящая. Пока держала себя в чести. Однако у Мелентьевых не было детей, и это несказанно огорчало Никиту. Вот кабы Василиса рожала каждый год по мальчишке–девчонке, раздалась бы вширь непомерно, померкла бы от бессонных ночей ее яркая красота, отвисли бы налитые груди, выпучилось бы вечно набитое дитенком брюхо, ходила бы она вперевалочку, не стало б у нее времени холить и лелеять себя, умываясь молоком, то и дело переплетая медную косу да увешивая стройную белую шею монистами. Жена жар–птица, пава, лебедь–белая Никиту–стремянного малость пугала. Ему бы курочку! Скромную пестряночку!..