– А зачем ты мне это рассказываешь?
– А кому же мне еще докладывать, товарищ генерал?
– Александр Юрьевич, – генерал тяжело вздохнул, бросил стопку документов в сейф, стоящий от него по правую руку. – Ты сам осознаешь, что ты говоришь?
– Безусловно, товарищ генерал.
– А что ты от меня хочешь?
– Необходимо доложить директору ФСБ.
– Что докладывать? – с каким-то шипением произнес начальник управления, оперся двумя руками на стол и вытянул шею к Тихорецкому как гусь. – Ты знаешь, кто это? Он наш куратор, в перспективе – будущий начальник второго главка. И что, приду я к директору… а факты где?! Ну и что, что номер его телефона в книжке второго секретаря посольства США? А запись эта на магнитофоне? Она даже протоколом не оформлена. Да любой сраный адвокат тебе сразу скажет, что это монтаж или подделка…
– Товарищ генерал, но надо что-то делать, – глухо возразил Тихорецкий.
– Товарищ полковник, – начальник управления уже не скрывал раздражения, – вот идти сейчас против него с этим – это все равно что с двустволкой против танка. Ты не бывал там, на самом верху, а я был… там голову откручивают в секунду и не таким, как ты. На, – он бросил записную книжку Митчелла обратно Тихорецкому, – иди и забудь об этом, иначе я тебе не гарантирую твою дальнейшую карьеру, – генерал тяжело встал, повернулся к Тихорецкому спиной, начал закрывать сейф.
В подавленном состоянии Тихорецкий вернулся в свой кабинет. Четких мыслей не было, но была уверенность в своей правоте. И тревога. Не за себя, за дело. «Или я ошибаюсь», – мелькнула вдруг спасительная мысль. «Да, нет. Скобликов ведь не сомневался, и его смерть уж очень подозрительна. Человек, который легко пробегает десять километров на лыжах, вдруг умирает от инфаркта после подъема на седьмой этаж. Не вяжется. И умирает как раз перед тем, как прийти на доклад к директору ФСБ. Он проверял: Скобликов записался на доклад к руководителю ведомства. И что мне теперь делать? Даже посоветоваться не с кем. С начальником управления посоветовался… на свою шею. Думай, Саша, думай! Формально ты сделал все, что мог. Исполнил, так сказать, свой гражданский долг. Гражданский… Но ты же еще и чекист. Не солдафон, тупо выполняющий инструкции и приказы!»
Тихорецкий машинально выдвинул ящик своего письменного стола. Безразлично уставился на содержимое ящика: чистая бумага, фломастеры, ручки, точилка для карандашей, дискеты, диктофон, наплечная кобура. В самом дальнем углу грамоты – начальника управления, директора ФСБ, московского мэра. Он не любит вешать их на видное место, как это делают некоторые из его коллег. Или плюнуть на все! От этой мысли сразу стало легче и беззаботней. Нет, надо делать так, как приказывает совесть!
Александр Юрьевич решительно задвинул ящик в стол, взял трубку внутреннего телефона:
– Виталий Геннадьевич, ты кабинку с ВЧ-телефоном не опечатал еще?
– Никак нет, Александр Юрьевич, – бодро ответил штатный дежурный управления.
– Погоди пока опечатывать, я сейчас спущусь, один звоночек сделаю. Совсем забыл…
– Хорошо, товарищ полковник, мне все равно сейчас в кабинете у генерала карандаши подточить надо.
Тихорецкий быстро спустился к кабинке, где стоял ВЧ-аппарат. Раскрыл телефонную книжку с грифом «Секретно», набрал нужный номер. В трубке послышалось бульканье: включился механизм автоматической зашифровки речи.
Через полторы минуты он положил трубку аппарата на базу, вышел из кабинки, облегченно вздохнул: вот теперь все. Я сделал все, что от меня зависело.
Евгений Петрович сидел в своем любимом кресле и читал детектив Аркадия Адамова. Вернее, не читал, перечитывал. Читал он Адамова давно, лет десять назад. Адамов – один из его любимых авторов: сюжеты интересные и слог хороший. Но главное – правдоподобно, не накручивает, как это сейчас делают многие писатели. Все в жилу, и герои правдоподобные, жизненные.
Вечерняя суббота – самое лучшее время для отдыха. А с завтрашнего дня начнется: усиление, выборы. Да тут еще эта проверка и это спецмероприятие. Не лежит у него душа к этому мероприятию. Хоть и говорит Полянский, что это огромный рывок их отечественной науки вперед…
В комнату с радиотелефоном вошла жена: «Это тебя, Женя». С каким-то странным предчувствием Булдаков взял трубку телефона.
– Евгений Петрович? – В трубке незнакомый мужской голос.
– Да, я вас слушаю.
– Вы меня не знаете, я вас тоже. Тем не менее прошу вас выслушать меня внимательно и серьезно отнестись к той информации, которую я сейчас вам дам. На ваш объект планируется вооруженное нападение, которое будет совершено в ближайшее время. Точно даты я пока не знаю. Нападение осуществят боевики чеченской террористической организации. Боевики хорошо вооружены и имеют опыт в таких мероприятиях. Цель нападения – изъятие какой-то очень секретной информации. И еще важный момент. Среди сотрудников объекта есть крот. Этот человек осведомлен об этом секрете и занимает у вас не рядовую должность. Я советую вам вычислить крота и усилить ваши позиции в окружении объекта. Вы все поняли, что я вам сказал?
– Да. Мы можем с вами встретиться?
– Нет, я сам под колпаком. Если вы хотите получить от меня дополнительную информацию, то дайте мне ваш рабочий телефон на объекте.
– Но… как я могу поверить в достоверность вашей информации?
– Пока никак, но она скоро подтвердится, очень скоро. Постарайтесь усилить охрану, она у вас слабая. Так вы мне дадите ваш телефон?
– Хорошо. – Булдаков, немного поколебавшись, продиктовал незнакомцу свой рабочий телефон, который является служебной тайной.
– И еще: пока никому не сообщайте то, что я вам сейчас сказал, даже руководству. Я думаю, я успею передать вам дату нападения… – на другом конце провода положили трубку.
Несколько секунд Булдаков сидел словно в ступоре. Затем постепенно начал осмысливать прошедший только что диалог. Сразу в голове начали выстраиваться версии относительно звонившего человека. Шизофреник, провокатор, бывший агент… Ни к одной из этих категорий неизвестный мужчина не подходил. Во-первых бросается в глаза, что он говорит оперативным языком, во-вторых, знает их объект: охрана-то действительно у них слабая. В-третьих, его информация совпадает со сведениями, которые два дня назад до них довел Оборнов. Три стыкующихся момента – это много. Стоп! «Я сам под колпаком» – вот ключ к разгадке необычного поведения мужчины. Это член банды. Может, его обидели, мало дали денег; может, в последний момент перетрусил, решил подстраховаться на случай провала их операции, а может, совесть проснулась – бывает и такое! И он почти слово в слово повторил совет Оборнова – вычислять крота. Нет, это точно бывший оперативник! Тогда совсем странно. Евгений Петрович отложил детектив: сейчас не до него. У него свой детектив! Он пошел на кухню попить чаю: когда ему приходилось усиленно размышлять, он всегда пил сладкий чай.