И, как он и думал, здесь размещался датчик, еле заметный внутри стекла, повторяющий контуры оконной рамы. Тонкая проволочка должна была порваться при любой попытке разбить стекло, одновременно включив другую систему сигнализации. Клеомен слегка нахмурился, потому что стекла были не такими большими, как ему бы хотелось, а следовательно, отверстие, которое он собирался проделать, будет еще меньше.
Первым делом он достал клейкую ленту, откусил от нее кусок зубами и приклеил к центральной панели окна, плотно прижав, так что получился прямоугольник, точно вписанный в линию цепи. Уна, все еще заглушавшая наблюдательность охранников, сонно посмотрела на него, не в состоянии разделить интерес, который ей хотелось бы почувствовать. Но даже Дама, видевший, что делает Клеомен, ощутил прилив виноватого восхищения от мрачноватой профессиональности, с какой тот работал, с царапающим звуком, от которого мурашки бегали по коже, залепляя стекло еще одним, внутренним прямоугольником. Дотягиваясь до рюкзака Сулиена, чтобы достать пасту и бумагу, Клеомен точно помнил, где что лежит. Возможно, какая-то часть его натуры всегда мечтала заняться чем-то подобным.
Он размазал пасту по прямоугольнику на стекле, но слой получился недостаточно толстым; тогда он протянул руку, ухватил пригоршню влажной земли с клумбы и смешал ее с клеем.
— Помоги, — коротко сказал он. Сулиен подчинился, размазывая клейкую смесь по стеклу, но осторожно, поскольку чувствовал, насколько хрупким оно становится вдоль намеченных линий.
Клеомен прижал бумагу к гуще и на секунду застыл в нерешительности, потому что все легко могло сорваться, удар следовало нанести сильный, чтобы разбить стекло точно по прочерченным линиям, несмотря на ленту, которая должна была его держать; трещины могли разбежаться по осколкам и коснуться проволочки, и хотя предполагалось, что глина и бумага смогут удержать остатки стекла и смягчить звук, в момент удара он мог проникнуть в дом. Сначала Клеомен разок легонько стукнул по размокшей бумаге, как по стене, по которой ему хотелось хорошенько вмазать последние четыре дня. Потом ударил кулаком, и обрамленный лентой стеклянный прямоугольник вывалился с влажным, глухим стуком — не похожим на обычный пронзительный звон разбивающегося стекла. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы заставить всех вздрогнуть и замереть в ожидании на минуту-другую.
Клеомен с тревогой следил, как девушка легко проскользнула в дыру, да и для двух пареньков это не составило особой сложности; ее брат, хоть и был такого же роста, как Клеомен, оказался куда более худощавым. Грузного Клеомена пришлось тащить изнутри, неловко раскачивая то вправо, то влево, и он замер, когда, несмотря на все его предосторожности, слегка задел плечом заклеенный край стекла, где все еще стоял чуткий датчик. Но, похоже, ничего не произошло, и Клеомен тоже пробрался внутрь.
Грязные осколки стекла похрустывали под ногами. Они прошли сквозь то, что, по всей видимости, было приютским лазаретом. Острый запах дезинфекции и чистоты поразил Сулиена, как неожиданная встреча со старым знакомым, он смотрел на койки пациентов, маленькие боксы с чувством грызущей тоски по прошлому.
Услышав, как Уна резко вздохнула, он повернулся к ней:
— Ты знаешь, где он?
Уна вздохнула и сказала тихим напряженным голосом:
— Да. Но не здесь, он не…
Теперь, когда она осмелилась оторваться от охранников на внешних балконах, она живо, почти ощутимо почувствовала присутствие Марка: он был двумя этажами выше и далеко, на другой стороне дома, так что с трудом верилось, что какие-то четыре дня назад он был так близко.
— Насколько он плох? Что с ним?
Уна отрицательно покачала головой:
— Не знаю. Что-то ужасное. Это почти не он… — И это была правда, хотя и не вполне, потому что его было ни с кем не спутать, и он был узнаваем с первого взгляда, и Уна ни с кем не могла бы его спутать, чего она так было опасалась. Однако все же с ним творилось что-то очень нехорошее, он казался дальше, гораздо дальше, чем был на самом деле, — за семью морями, за семью горами.
— Мы так и думали, — спокойно ответил Сулиен. На мгновение все замолчали. — Похоже, эта дверь заперта.
Так и оказалось, но замок был простейший, установленный исключительно ради того, чтобы уберечь пациентов от какой-нибудь опасности. Клеомен разобрал его в два счета, переживая только из-за лишней потери времени.
— Это выход, — пробормотал он, — и нам надо попытаться и вернуться к нему. Они входят и выходят через одну и ту же дверь.
Выйдя, они шли, придерживаясь руками за темные стены, будто слепые, не осмеливаясь зажигать света. Коридор был сложной формы — то резко сворачивал, то обрывался невидимыми лесенками. Наконец он привел их к главной лестнице, и они поднялись на первый этаж, где, по крайней мере, можно было что-то различить: желтый свет из сада просачивался сквозь ничем не защищенные окна, через широкий пустой вестибюль, блестел на полу безмолвной столовой. Внезапно они почувствовали себя на виду и попятились к стенам.
В дальнем конце вестибюля наверх гордо вела широкая лестница.
— Он там, наверху, — прошептала Уна, почти опаленная его близостью и какой-то новой, еще неведомой ей паникой. — Но вокруг него люди. Вы не сможете… не сможете даже близко подойти к этой комнате. Они стоят наверху лестницы. И они не дремлют.
— Что ты хочешь сказать? Где они? — настоятельно спросил Клеомен.
Уна состроила невнятную гримаску и встревожила всех, неслышно пробежав через вестибюль и ползком поднявшись по лестнице, пока ей не удалось заглянуть на площадку. Но она вернулась.
— Там галерея, и стеклянные двери, и палаты, но они сидят перед дверьми, везде горит свет, вы не сможете пробраться. Есть еще люди, они спят в дальнем конце, думаю, это врачи. Весь этаж.
— Но тебя-то никто не увидел… ты помешала им? — настойчиво спросил Сулиен.
— Да… но двери заперты. Я не могу сделать этого: достать ключ и провести вас за собой… они — прямо на пути.
— Я думал, что они сделают это, — бесстрастно кивнул Клеомен.
Уну посетило нелепое чувство, что это несправедливо, неправильно, охрана не имела права оккупировать и коридор, они уже и так сделали все мыслимое и немыслимое.
— А что насчет верхнего этажа? — спросил Клеомен.
Уна слегка расслабилась и сосредоточенно задумалась.
— Наверное, там еще пациенты. Нет, там все же пусто. Если бы нам только удалось пробраться наверх. Но эта лестница…
Отсюда им был виден свет на втором этаже.
— Наверх должен быть еще один путь, — сказал Сулиен, неожиданно с неловкостью осознавая, что в таком месте должны быть рабы, которые занимались бы уборкой, а тогда им потребовались бы потайные ходы и запасные лестницы — так было заведено даже в доме Катавиния, для других, но не для него.
И они нашли этот путь — узкую лесенку за столовой, но Уна неистово замотала головой и потянула всех остальных назад, потому что на площадке второго этажа здесь тоже стоял охранник, а лесенка была такая узенькая, что, вздумай они подняться по ней, могли бы столкнуться прямо с ним.