— Не важно.
— Конечно, важно, — сказала Туллиола. — Прости, Варий. Хотелось бы верить, что это не ты, но я никак не могла понять… Я хотела, чтобы ты рассказал мне все.
Варий кивнул, давая понять, что не связывал себя никакими обязательствами. Марк хотел было подойти к нему, но Варий сел напротив Фаустуса, всем своим видом выражая сдержанность и готовность оказаться полезным.
— Я не знаю, сколько вам успели рассказать, — произнес он.
— Все, — вмешался Марк. Он явно был подавлен.
— Что ж, не стоит повторяться. Если еще и остались какие-то сомнения, полагаю, я помогу их разрешить. — По-прежнему не глядя на Марка, он бесстрастно продолжал: — Мы уже почти не сомневались, что Лео и Клодию убили. Моя жена по ошибке погибла вместо Марка. Яд принесли из дворца, поэтому я отослал Марка — куда, он сам вам расскажет. Это было все, что я мог сделать. На следующий день я попытался рассказать вам, но меня арестовали.
Варий замолчал, сложив руки на груди. Ему казалось, что сказанного достаточно, хотя он и понимал, что это не так.
— Что случилось после того, как вас арестовали? — спросил Фаустус, устало приглаживая волосы. — Ваше признание — они применили силу, чтобы его вынудить?
Варий казался изумленным и даже слегка развеселился.
— Что? Нет. В этом не было необходимости. Полагаю, им было проще написать его самим.
— Но рано или поздно выяснилось бы, что это фальшивка.
Варий непроизвольно саркастически усмехнулся.
— Не думаю. Скорей всего, я не стал бы его оспаривать… — Вдруг он вскочил, на лице его был написан ужас. Сжав кулаки, он сказал: — Я напишу несколько имен и адресов… пожалуйста, удостоверьтесь, что с этими людьми все в порядке. Конечно, теперь вряд ли имеет смысл, у них и так было время, но…
— Но какое это имеет отношение?..
— Вы сделаете это? — спросил Варий.
— Да, — ответил Фаустус. По телу Вария пробежала дрожь, он замер. — Но почему они в опасности?
— О… — Варий покачал головой, словно отгоняя какую-то мысль, вновь внешне невозмутимый, но внутренне обеспокоенный. — Габиний угрожал убить их. Меня только недавно вернули в тюрьму. Долгое время я был у Габиния.
— Габиния? — повторил Фаустус. — Почему?
Похоже, он воспрял духом, снова взял себя в руки, но Варию было явно не по себе, он нервничал.
— Вот так я и рассказал им, где найти Марка, — вырвалось у него.
— И чтобы предотвратить это, вы пытались покончить с собой?
Марк побледнел от испуга.
— Что? — прошептал он. — Не может быть, Варий. Неужели это правда?
Варий нахмурился, обиженно посмотрел на Фаустуса и сделал еще один уклончивый жест, на сей раз смущенный. Казалось, он сжался, словно ожидая удара.
— Мне показалось… показалось… что это разумно, — пробормотал он.
— Разумно? — Марк заморгал глазами. Вызванные потрясением слезы навернулись ему на глаза. — Мне так жаль…
— Это было в государственных интересах, — сказал Варий несколько более отчетливо. Он поднял глаза и изобразил мимолетную невыразительную улыбку. — Ты не виноват. Я уже говорил тебе. И не бери в голову, — он снова отвернулся от Марка. Затем, встав с кресла, решительно спросил Фаустуса: — Госпожа Новия в Риме?
— Макария? Да, где-то здесь. Она задержалась во дворце из-за мемориальной церемонии… она так замечательно…
— Думаю, ее следует пригласить сюда, и немедленно.
Услышав обращенные к себе в таком тоне слова, Фаустус почувствовал, как вся только что обретенная уверенность сменяется паническим холодком.
— Макария? — умоляюще прошептал он.
Туллиола заметила произошедшую в его лице перемену и скорбно произнесла:
— Не могли бы мы не беспокоить ее до утра?
Казалось, Фаустус не слышал ее, он продолжал с мольбой смотреть на Вария.
— О нет, вы наверняка ошибаетесь, я этого не вынесу, — пробормотал он. Но его моментально поразила мысль: все из-за меня, это я виноват — и он понял, что вина — это нечто настолько текучее, преступление было таким подготовленным и неотвратимым, что он разделял его с Макарией, знал правду, потому что это была его ошибка. Она никогда не любила — он вздрогнул, — даже ненавидела Лео, потому что он смеялся над ней — любил дразнить старой девой — только это? Он не знал. Но, говоря начистоту, дело было не в Лео и даже не в Марке: дело было в нем, ее матери, разводе, — в нем самом. Он явно никогда не понимал ее до конца, бедная, маленькая… у него никогда не было оснований считать, что он знает свою дочь, даже до того, как все случилось.
Затем он внезапно встряхнулся и резко сказал:
— Нет, это не может ждать. Попроси Алексиона сходить за ней.
Вздыхая, Туллиола подошла к двери, чтобы отдать приказание рабу, и разбудила Уну — та открыла глаза, почувствовав резкий укол беспокойства, связанного с Марком. Какое-то мгновение она растерянно смотрела на расшитую стрекозами ткань под головой. Не то чтобы она совсем позабыла, где находится, но не могла поверить, что уснула в императорских покоях. Она села на кушетке и увидела человека, изможденного и все же более молодого, чем ожидала, видимо, Вария, уверенно сидевшего за столом напротив Фаустуса, несмотря на усилие, которого это требовало, словно он не был до мозга костей пропитан недоверием и опасливостью.
Неподалеку с несчастным видом стоял Марк, но, увидев, что она проснулась, вернулся и сел рядом.
Вошла Макария, ссутулившаяся и раздраженная, но ступая уверенно, не как беспомощно шатающийся, внезапно разбуженный человек; должно быть, она проснулась еще раньше, из-за всего этого шума.
— Что случилось, с тобой все в порядке, папа? — начала она и осеклась, увидев такое скопление людей — Вария, затем Марка. Она стояла одна в дальнем конце зала, и все посмотрели в ее сторону, словно она была актрисой на сцене. — Что-то не так? — спросила Макария.
Фаустус тяжело поднялся и подошел к ней.
— Да, есть очень хорошие новости, Макария. С Марком все в порядке.
— Хорошо, — безучастно произнесла она.
— Я имею в виду — с его рассудком. Его совершенно напрасно поместили в приют Галена.
Макария быстро перевела взгляд с Марка на Вария. Затем, доверительно понизив голос, спросила у Фаустуса:
— Откуда ты знаешь?
— Я в полном порядке, Макария, — спокойно сказал Марк.
Макария уставилась на него, и лицо ее медленно расплылось в улыбке.
— Марк! — воскликнула она.
Варий не смог смотреть на нее и, глядя на крышку стола, медленно, тщательно взвешивая каждое слово, сказал:
— Моя жена отравилась сластями, которые госпожа Новия дала Марку.