— Надеюсь, — сказала она, превозмогая боль, — я не буду часто видеть его, по крайней мере пока мы здесь.

Лал не очень-то понравился этот план, но она не могла придумать ничего иного и поэтому решила не противоречить, только пробормотала в ответ что-то убаюкивающее. Уна молча переоделась в старую ночную рубашку, которую ей дали, и вместо того чтобы лежать без сна, переживая из-за Марка, свернулась опрятным клубочком на мягкой постели и провалилась в желанный сон без сновидений сразу, как только нашла выключатель, — провал, темнота.

Назавтра Уна встретила в одном из переходов Даму, он больше не был бледен и разъярен — напротив, казался доволен встрече с ней и всем на свете.

— Я видел твоего брата, — сказал он, — и моя рука уже лучше, как такое может быть?

Пониже плеча, там, где некогда вздувались мышцы, теперь провисавшие спущенной струной, проявились овальная припухлость. Только теперь Дама понял, что это было одно из немногих явлений, связанных с его ранами, которое он считал само собой разумеющимся: временами, ударяясь о что-нибудь, он замечал неощутимые, пустячные синяки, но никакой боли он не ощущал и значения им не придавал. Теперь припухлость на онемевшей левой руке неясно покалывало, словно булавками, и жгло, как от крапивы. Там, где ткань рукава касалась кожи, словно образовалась ссадина, набухшая и зудевшая; это было замечательно.

— Сулиен рассказал мне про тебя, — произнес Дама. — Ты тоже можешь помочь нам. Видно, судьба так решила, что вы оба оказались здесь.

— Мы бы здесь не оказались, если бы не Марк, — ответила Уна, подавив новую вспышку беспокойства при звуке этого имени. Она еще не виделась с ним, поначалу решив, что ему покажется странной такая встреча спозаранку, теперь она казалась странной ей самой. Раньше они встречались волей-неволей.

— Постойте-ка, нет — только там, в лесах.

Дама, казалось, колеблется.

— Что ж, — неуверенно сказал он, — вчера я… конечно, мне не следовало этого делать… но… — в порыве чувств он легко коснулся скрюченными пальцами ее руки. — Я тебе кое-что покажу.

Выяснилось, что он ведет ее в пустой домик Делира.

— А это можно? — спросила Уна.

— Да, да. Это, в сущности, его контора, и… — Дама не закончил фразу, решив, что это пустая трата времени; ему хотелось поскорее объяснить, зачем он ее сюда привел. — Смотри.

— Куда?

— Да на карту, на карту. Видишь, как все на ней искажено?

Уна в смущении и растерянности посмотрела на океаны, потом на Даму. Три листа карты были изящно развешаны дюймах в шести друг от друга, так что массивы суши жалостно тянулись друг к другу через стену, а моря выливались в бледное пространство. Конечно, Дама имел в виду не это, но тогда что же еще?

— Представь, что снимаешь с мира кожуру, — быстро принялся объяснять Дама. — Форма кожуры не может быть такой плоской, верно? Значит, ты не можешь превратить шар в прямоугольник без искажений.

— Не знаю, — ответила Уна, кротко и в то же время рассерженно, слегка поежившись. Такое любому могло прийти в голову, подумала она; сколько же в мире всего, о чем я даже помыслить не могу.

Дама бросил на нее быстрый взгляд.

— Откуда тебе знать? — спросил он мягко и нетерпеливо. — Кто мог сказать тебе? Было ли у тебя время или причина задуматься над этим? А теперь смотри, как они это сделали. Они сделали Европу, и Италию, и Рим, — коротко хохотнул он, но тут же вновь посерьезнел, — вдвое больше, чем на самом деле. А все остальное — ужали. По крайней мере — к югу. Африка больше, чем выглядит здесь. Видишь? Вот отсюда досюда. — Тут он в отчаянии стиснул зубы, потому что не мог правильно показать, и ему пришлось придвинуться к продолговатому миру так, что лицо его оказалось всего в нескольких дюймах от карты, и переступить от конца к концу, яростно мотая головой, указывая на границы империи. — Но даже этого показалось мало, им пришлось пойти еще дальше… Не понимаю, зачем Делир…

Зачем Делиру такая карта, мог бы сказать он, но вовремя остановился. А спустя мгновение добавил, пытаясь указать на Пиренеи:

— А мы — вот тут, и это не их земля.

— Ты когда-нибудь видел Лео? — спросила Уна. Дама чуть слышно вздохнул и кивнул головой. — Тогда, может, ты знаешь… что он собирался сделать?

Дама задумчиво нахмурился.

— Я знаю, он говорил про отмену рабства, — пробормотал он наконец. — Но когда? Что бы он ни говорил, он был на их стороне. — Снова дернув подбородком, Дама указал на карту. — Могу только сказать; он ждал, что все будут почитать его как… как бога. Особенно женщины и рабы. А раз он ждал, то они так и делали. Но почему мы, — он прервался и как-то странно поправился, — должны кому-то поклоняться. Тем более — благодарить.

Уна ожидала, что он скажет: «благодарить, тем более — поклоняться», — но со смешанным чувством вины вспомнила, что Марк сделал для нее в Волчьем Шаге, как он это сделал.

— Но ведь больше никто даже не пытался отменить рабство. А Марк…

— А почему мы должны кого-то дожидаться? — прервал ее Дама.

— В конце концов не важно, каким он был, куда важнее, что он собирался сделать. А теперь у нас есть Марк. Ты спросил, почему он здесь. Пришлось. Вот почему.

— Но этого можем добиться и мы сами, — с горячностью сказал Дама. — Нас так много. Помнишь, что ты сказала мне вчера, когда я спросил, рабы ли вы? Почему мы ведем себя как какие-то слабаки, когда это не нужно, ведь на самом деле мы — сила. Вот чего тебе должно хотеться.

Ясные глаза устремили на нее пронзительный взгляд, на который Уна не могла не ответить.

— Конечно, мне этого хочется, — ответила она.

— Вот и хорошо, — шепнул Дама. — Я так и знал.

Оба уставились на карту с одинаковым возмущением.

— Может, они и стали бы звать его, Лео, богом, но теперь он мертв, — пробормотал Дама. — Научились сжимать континенты, а теперь думают, что все, что они ни скажут, правда. Ох уж все эти дешевые боги. Либо один бог, либо ни одного. Не то чепуха получается.

УБИЙСТВО

«Спиральки» не вернулись. Если они проведали о городе, то что делали сейчас, чем занимались? Марк испытывал необходимость думать о чем-нибудь другом, о чем-нибудь, что не было бы связано с угрозой им, Варию, Уне.

Он подметил, что теперь ему никогда не удается встретиться с Уной наедине. Причин тому было множество; хотя он не был так занят, как она, у него было достаточно дел, мешавших им видеться. Готовка, стирка, сбор овощей, мониторы — они занимались одним и тем же, но почти никогда одновременно, разве что в тех случаях, когда вокруг было полно народа и они могли только перекинуться парой слов, да и то неискренних. Марк не мог покидать ущелья и поэтому не мог, как то иногда удавалось Уне, помогать пасти овец на тайном выпасе на одном из ближайших холмов. Иногда рядом с ней оказывался Товий — почему он, спрашивал себя Марк. Ей могло понадобиться время для практики, но учить читать ее было не нужно.