– Неужели он это сделал? – спрашиваю я в ужасе.
– Он любил Ворона, но сделал это, чтобы показать, что эта битва была последней и для него, и для всех них. Он положил голову Ворона на землю, встал и сказал своим солдатам: «Теперь я такой же, как вы, простой пехотинец. Я не могу уехать с поля боя, как те полководцы, которые вас обманывали. Я здесь для того, чтобы биться насмерть».
– И что было потом?
– А потом он бился насмерть. – По ее лицу льются слезы, и она даже не пытается их утереть. – Все знали, что он будет биться до конца. Он не хотел, чтобы кто-либо бежал с поля боя. Он хотел, чтобы этот бой стал для всех последним в войне между братьями за трон Англии.
Я прячу лицо в ладонях.
– Иззи, кажется, с того самого страшного дня в открытом море все для нас пошло прахом.
Она не тянется, чтобы коснуться меня, не пытается обнять меня за плечи или взять за залитые слезами руки.
– Все уже кончилось, – говорит она, затем вытаскивает из рукава платок, вытирает глаза, складывает его и возвращает на место. Она уже смирилась со своим горем и с нашим поражением. – Все уже кончилось. Мы пошли против дома Йорков, а они всегда одерживали победу. Их вел Эдуард, а его защищало колдовство. Они непобедимы. Я теперь тоже принадлежу к дому Йорков, и я верю в то, что они буду править Англией вечно. И ты, находясь под моим кровом, тоже будешь им верна.
Я прижимаю ладони ко рту так, чтобы мой испуганный шепот доносился только до ее ушей.
– Откуда ты знаешь, что на их стороне было колдовство?
– Я чуть не утонула в море сама и потеряла ребенка из-за ведьминого ветра, – говорит она так тихо, что мне приходится почти прижиматься к ее губам, чтобы услышать. – Тот же самый ветер бушевал всю весну и не выпускал нас из порта, одновременно направляя корабли Эдуарда к Англии. Во время битвы при Барнете войска Эдуарда были спрятаны от глаз неприятеля под густым колдовским туманом, который клубился только вокруг них, пока они продвигались к ничего не подозревавшим, открытым как на ладони войскам отца. Это ее колдовство укрыло Йорков. Над ними невозможно одержать победу, пока она на их стороне.
Я в замешательстве.
– Но отец же отдал свою жизнь, сражаясь с ними! Он принес в жертву Ворона, чтобы получить шанс на победу.
– Я не могу сейчас об этом думать, – говорит она. – Я должна его забыть.
– А я не стану его забывать, – произношу я больше для себя самой. – Никогда. Ни его самого, ни Ворона.
Она пожимает плечами, словно мои слова для нее не имеют никакого значения, встает, расправляет свое платье на стройном стане и поправляет золотой пояс.
– Ты должна предстать перед королем, – наконец заявляет она.
– Что? – Меня тут же охватывает ужас.
– Да, должна предстать перед королем. А я должна тебя к нему отвести. Следи за тем, что говоришь. Не ляпни чего-нибудь. – И она бросает на меня очень жесткий оценивающий взгляд. – Не лей слезы и не огрызайся. Веди себя как подобает принцессе, хотя ты и не принцесса.
Не успеваю я ей ответить, как она уже зовет своих дам и во главе процессии выходит из комнат. Я следую за ней, а три ее дамы выстраиваются за мной. По дороге к покоям короля я изо всех сил стараюсь не наступить на платье Изабеллы, скользящее вниз по ступеням, по душистым коврам залов. Я следую за ним, как котенок за шерстяной нитью: слепо и без единой мысли.
Нас уже ожидают. Двери распахиваются, и перед нами предстает Эдуард, такой же высокий, светловолосый и миловидный. Он сидит за столом, сплошь покрытым бумагами, и совершенно не похож на человека, только что проведшего кровавый бой, в котором убил своего друга и наставника, затем сумасшедшую длительную погоню, закончившуюся очередным смертным побоищем. Он выглядит полным жизни и напрочь лишенным усталости. Когда дверь открывается, он переводит взгляд на нас и улыбается прежней сердечной улыбкой, словно мы все еще были друзьями, маленькими дочерями его самого близкого друга. Как будто мы по-прежнему обожаем его как самого замечательного старшего брата, о котором только может мечтать девочка.
– О, леди Анна, – говорит он, поднимаясь из-за стола и подходя ко мне, чтобы подать мне руку. Я опускаюсь в глубочайшем реверансе, но он понимает меня и целует в обе щеки.
– Моя сестра молит вас о прощении, – говорит Изабелла дрожащим от чувств голосом. – Она так молода, ей нет еще и пятнадцати, ваше величество, она всего лишь была послушной дочерью своей матери и выполняла ее приказы. Наша мать ошибалась, ваше величество. А еще она должна была подчиняться отцу, который предал вас. Но я возьму ее под свою опеку, и она будет верна вам.
Мне кажется, что на меня смотрит самый настоящий рыцарь из старинных баллад.
– Ты знаешь о том, что Маргарита Анжуйская побеждена и больше никогда не сможет поднять на меня войско?
Я киваю в ответ.
– И что дело ее безнадежно?
Я чувствую, как Изабелла ежится от страха, даже не глядя на нее.
– Теперь знаю, – осторожно отвечаю я.
Он коротко смеется.
– Ну что же, мне хватит и этого, – легко говорит он. – Клянешься ли ты принять меня своим королем и поддержать право наследования моего сына, принца Эдуарда?
Я быстро закрываю глаза при упоминании имени моего мужа, от которого мне теперь только и осталось, что его имя.
– Клянусь, – отвечаю я, потому что не знаю, что еще тут можно сказать.
– Клянись быть верной подданной, – тихо говорит он.
Изабелла давит мне на плечо, и я опускаюсь на колени перед человеком, который сначала был мне почти братом, потом стал королем, а затем превратился во врага. Я смотрю на него с ожиданием, укажет ли он мне на свой сапог с повелением его целовать, и думаю, как низко придется мне еще пасть. Я складываю ладони в молитвенном жесте, и Эдуард берет мои руки в свои. Его ладони оказываются теплыми.
– Я прощаю тебя и снимаю с тебя обвинения, – весело говорит он. – Ты будешь жить со своей сестрой, и мы с ней устроим твой брак по истечении года твоего траура по почившему мужу.
– Моя мать… – начинаю я.
Изабелла делает какое-то движение, словно намереваясь меня остановить, но Эдуард с посуровевшим лицом уже поднимает руку, требуя молчания.
– Ваша мать предала свое положение и верность своему королю, – говорит он. – Для меня она все равно что умерла.
– И для меня, – торопливо присоединяется к нему предательница Изабелла.
Лондонский Тауэр
21 мая 1471 года
Дом Йорков разыграл еще одно представление, на этот раз перед жителями Лондона. Королева Англии, Елизавета Вудвилл, стоит на огромной деревянной арене, построенной перед дверьми Белой башни, а рядом с нею выстроились три ее дочери. Сына же королевы, облаченного в шитые золотом одежды, с нежностью держит на руках мать королевы, та самая ведьма Жакетта. Изабелла заняла место рядом с королевой, я стою возле Изабеллы. Брат королевы, Энтони Вудвилл, унаследовавший титул отца и ставший теперь лордом Риверсом, который спас сестру, когда она пребывала взаперти в осажденном Тауэре, и победил остатки войска Ланкастеров, стоит теперь во главе своей личной охраны, выстроившейся возле ступеней, ведущих вверх к арене. Охрана королевы заняла другую часть прилегающей к ступеням территории. Задники арены украшены голубым и багровым, цветами Йорков, и собравшийся вокруг люд разглядывает все это великолепие с такими восторженными и нетерпеливыми лицами, словно пришли на турнир и с трудом дожидаются его начала.