– Дитя, – смеется она. – Не стану я больше ничего говорить. Запомни только одно: Джордж является моим любимым сыном не потому, что я – выжившая из ума старая дура, а потому, что у меня есть на это очень веские причины. Этот мальчик родился, чтобы стать королем. Именно он, и никто другой.
Виндзорский замок
Рождество, 1472 год
Рождество всегда было любимым праздником Эдуарда, и в этом году он отмечает свое самое важное достижение. Вернувшись ко двору, мы с Ричардом оказываемся вовлеченными в праздничный вихрь, длящийся двенадцать дней. Каждый день ознаменован новой темой и новым представлением. Каждый ужин звучат новые песни или выступают новые актеры или акробаты. Каждый день там устраивают и медвежьи потехи, и охоту на холодных болотах вдоль реки. Придворные охотятся с ястребами и участвуют в трехдневных турнирах, на которых каждый дворянин обязан защищать честь своего герба. Энтони, брат королевы, проводит поэтический турнир, где каждый должен представить вниманию публики свой куплет, стоя в кругу, прочитать его, когда до него дойдет очередь. И каждый, кто запинается или нарушает размер стиха, кланяется и выходит из круга. Так было до тех пор, пока в кругу не осталось только двое: Энтони Вудвилл и еще один человек, и победа досталась Вудвиллу. Я вижу, как на губах королевы играет отражение его улыбки: Вудвиллы всегда побеждают. В одном из парков специально ради праздника вырыли и заполнили водой пруд, где проводится шуточное морское сражение, а на следующую ночь проходят танцы с факелами в ночном лесу.
Ричард, мой муж, всегда сопровождает короля. Он – один из внутреннего круга королевских приближенных, которые вместе с Эдуардом бежали из Англии, чтобы вернуться в нее за победой. Он, Уильям Гастингс и Энтони Вудвилл, брат королевы, стали друзьями Эдуарда, его кровными братьями, которых судьба объединила на многие годы. У них одинаковые воспоминания о бешеной гонке, когда они скрывались от отца и им казалось, что он вот-вот их нагонит, они помнят, как судорожно оглядывались через плечо, за борт их маленького рыболовецкого суденышка, в любую минуту ожидая появления судовых огней флотилии моего отца. Это сейчас, вспоминая о том, как мчались по темным дорогам, отчаянно стремясь найти Линн и не зная, где попадется им суденышко, которое они могли бы нанять или украсть, они заходятся хохотом, рассказывая, что у них не было ни гроша в кармане и королю, чтобы расплатиться с моряками, пришлось отдать им свой подбитый мехом плащ. А когда речь заходит о том, как они с совершенно пустыми карманами шли пешком по дороге, Джордж начинает переминаться с ноги на ногу, надеясь, что разговор в скором времени сменит направление. Потому что в то время Джордж был их врагом, хоть теперь они и считаются друзьями. Но мне кажется, что люди, которым выпало мчаться во весь опор, не разбирая дороги, и оглядываться через плечо, боясь услышать стук копыт за спиной, никогда не забудут, кто им был тогда друг, а кто – враг. Сложно забыть, что тогда Джордж продал собственного брата и предал весь свой род в надежде получить трон. Поэтому я думаю, что за дружественной ширмой улыбок и общего прощения и веселья прячется понимание, что в ту ночь они были дичью, а Джордж – охотником, и случись ему догнать своих жертв, то он убил бы их, не задумываясь. Все они знают правило, по которому живет этот мир: убивай или будешь убитым, и неважно, кто перед тобой, брат, друг или твой король.
Слушая эти рассказы, я вспоминаю, что их врагом был мой отец, и это в страхе перед ним – их бывшим наставником и учителем, за одну ночь превратившимся в серьезную угрозу для них, ковалась их крепкая дружба. Они должны были отвоевать трон у него, когда он их буквально разбил на голову и выгнал из страны. Иногда, думая о его триумфе и поражении, я чувствую себя изгнанницей при этом дворе, как моя первая свекровь, Маргарита Анжуйская, нынешняя пленница лондонского Тауэра.
Я точно знаю, что королева никогда не забывает своих врагов, и подозреваю, что и сейчас она нас считает своими врагами. Следуя распоряжению мужа, она приветствует нас с Изабеллой с холодной вежливостью и предлагает нам расположиться в ее доме. Но ее сдержанная улыбка, когда она видит, как между нами с Изабеллой царит ледяное молчание или как Эдуард в пылу беседы призывает Джорджа в свидетели о каком-то из событий во время сражения, а потом осекается, вспомнив, что в том бою Джордж бился на стороне противника, говорит мне о том, что королева, которая никогда не забывает своих врагов, никогда не простит и нас с сестрой.
Мне позволено отказаться от гостеприимства королевы, потому что Ричард сказал, что мы будем большую часть времени жить на севере. Моя часть наследства наконец-то была передана в его руки. Джордж получил свою половину, и Ричард больше всего стремится к тому, чтобы принять в свои руки бразды правления над северными землями, которые отошли ему по полному праву. Он хочет занять там место моего отца и подружиться с Невиллами. Они примут его благосклонно благодаря моему имени и из любви к моему отцу. И если он будет обращаться с ними достойно и честно, как они этого хотят, то он уподобится королю севера Англии и устроит достойные короля жилища в замках Шериф-Хаттона и Миддлем, наши домах в Йоркшире. В мое наследство входил и прекрасный замок Барнард в Дареме, и Ричард говорил мне, что мы будем жить за мощными стенами, рядом с рекой Тис и Пеннинскими горами. Город Йорк, в котором всегда любили род, носивший их имя, станет нашей столицей. Мы принесем изобилие и величие на север Англии людям, которые готовы любить Ричарда за то, что он Йорк, и уже любят меня за то, что я Невилл.
Эдуард ждет этого с нетерпением: ему необходим надежный человек, способный сохранить мир на северных границах Англии и защитить их от Шотландии. И нет у короля более близкого и доверенного лица, чем его младший брат.
Однако у меня есть еще одна причина отказаться от пребывания при дворе, и эта причина для меня важнее всех остальных. Я опускаюсь в низком поклоне и говорю:
– Ваше величество, прошу прощения, но…
– Разумеется, – холодно кивает она. – Я знаю.
– Вы знаете? – Внезапно мне приходит в голову мысль, что она могла предвидеть этот разговор своим ведьмовским чутьем, и не могу справиться с охватившей меня дрожью.
– Леди Анна, я не глупа, – просто отвечает она. – Я сама произвела на свет семерых младенцев и понимаю, что происходит с женщиной, когда она едва завтракает, но все равно прибавляет в весе. Мне даже было интересно, когда вы соблаговолите нам об этом рассказать. Вы мужу своему об этом говорили?
Я понимаю, что по-прежнему не могу взять себя в руки от того, как много она уже знает.
– Да.
– И он был несказанно рад известию?
– Да, ваше величество.
– Ну, с таким знатным наследством он будет рассчитывать на мальчика, графа, – с удовлетворением замечает она. – Это дитя станет благословением для вас обоих.
– Если родится девочка, не соблаговолите ли вы стать ее крестной? – Протокол обязывает меня задать этот вопрос. Передо мной королева и родственница, и она тоже обязана согласиться. Я не чувствую к ней никакой любви или симпатии и в этот момент всерьез не допускаю мысли о том, что она благословит меня или моего ребенка. Но увидев, с каким добрым выражением на лице она мне кивает, я с великим удивлением слышу: