– Оставь его! – шепчет она. – На этот раз я тебя не брошу.
– А что будет с моим сыном?
В ответ она лишь небрежно взмахивает рукой:
– Ты никогда больше его не увидишь, но он ведь всего лишь бастард… Какое это имеет значение?
Я с яростью хватаю ее за руку и влеку к ее комнатам, у входа в которые по обе стороны стоят охранники. Втолкнув ее в дверь, я закрою ее, чтобы она не смогла выйти.
– Не смей так его называть, – говорю я. – Никогда, слышишь? Я останусь со своим сыном и со своим мужем. А ты сгниешь здесь!
– Предупреждаю тебя! – рявкает она, выдергивая свою руку из моих пальцев. – Я всему миру расскажу о том, что ты не мужняя жена, а шлюха, содержанка! И тогда твоей репутации придет конец.
– Никому ты ничего не расскажешь! – Я вталкиваю ее в двери. – Потому что тебе не дадут ни пера, ни бумаги, и у тебя больше не будет возможности получать и отправлять известия. Никаких писем и никаких посетителей. За все это время ты смогла научить меня только тому, что ты мой враг, и я буду обращаться с тобой так, как ты этого заслуживаешь. Иди, мать! Больше ты оттуда не выйдешь, и ни одно твое слово отныне не выйдет за пределы твоих комнат. Иди и умри, потому что ты уже мертва для мира и мертва для меня. Иди и умри!
Я захлопываю за ней дверь и резко поворачиваюсь к охраннику.
– Никого к ней не пускать, кроме ее слуг, – говорю я. – Никаких писем или сообщений, не подпускать к ее дверям никого, даже коробейников или жестянщиков. Каждого, кто входит и выходит, обыскивать. Она не должна никого видеть и ни с кем разговаривать. Вы меня поняли?
– Да, ваша милость, – отвечал охранник.
– Она – враг, – говорю я. – Она предательница и лгунья. Она враг герцогу, мне и нашему дорогому сыну. Герцог весьма строг к своим врагам, вот и вы позаботьтесь о том, чтобы быть с ней строгими.
Замок Миддлем, Йоркшир
Весна, 1475 год
Кажется, я превращаюсь в женщину с каменным сердцем. Некогда маленькая девочка, которая панически боялась недовольства своей матери, цеплялась за свою старшую сестру и обожала отца как Бога, теперь достигла восемнадцатилетия, стала герцогиней, и велит содержать собственную мать под своей крышей как пленницу, и проявляет крайнюю осмотрительность в переписке со своей сестрой. Ричард предупреждает меня о том, что Джордж становится опасно несдержанным, критикуя короля прилюдно, а Изабелла так же прилюдно соглашается с ним. Нельзя, чтобы нас заметили в излишне тесном общении с ними.
Ему не приходится долго меня в этом убеждать, потому что я и сама не хочу иметь с ними ничего общего, если они идут навстречу опасности. Когда Изабелла пишет, что она беременна и скоро отправляется в уединение и просит меня присоединиться к ней, я отказываюсь. Кроме того, я не могу встретиться с Изабеллой, помня о том, я сейчас являюсь тюремщиком нашей матери и собираюсь держать ее взаперти всю свою жизнь. Я не могу посмотреть ей в глаза после тех угроз, которые так и не покидают моих мыслей и моих еженощных кошмаров. Изабелла теперь тоже, как и я, знает, что мы объявили мать мертвой, чтобы забрать ее земли и передать их мужьям. Я чувствую себя убийцей с окровавленными руками. И что я отвечу Изабелле, если она спросит у меня, хорошо ли у меня нашей матери? Как она воспринимает свое заточение? Что я скажу ей, если она попросит ее отпустить?
Я никогда не смогу признаться в том, что держу мать в самой высокой и удаленной башне, чтобы она никому не могла рассказать о нашем с Ричардом браке. Я никогда не смогу признаться ей в том, что теперь, когда наши мужья признали ее мертвой, я сама желаю ей смерти. Или чтобы она замолчала навеки.
А теперь я еще боюсь того, что подумает Изабелла. Я пытаюсь угадать, читала ли она акт, провозглашающий смерть нашей матери, с тем же вниманием, что и она. Заподозрила ли Изабелла неладное в положении дел с моим браком, и не настанет ли тот день, когда Джордж начнет говорить всем и каждому, что я – шлюха герцога, равно как и Елизавета Вудвилл шлюха короля, и что в доме Йорков есть только один сын, вступивший в честный законный брак. Я не смею встречаться с Изабеллой, пока меня переполняют подобные мысли, поэтому я пишу ей письмо с отказом и объяснением того, что для нас настали не самые простые времена.
В марте Изабелла присылает мне ответ с сожалениями о том, что я не смогла приехать, и с хорошими известиями о том, что у нее наконец-то родился мальчик. Его тоже назвали Эдуардом, только это имя было посвящено месту его рождения и его наследию от дедушки. Сына Изабеллы должны будут звать Эдуард Уорик, и она просит меня пожелать ей и ее ребенку счастья. Я изо всех сил пытаюсь пожелать ей счастья, но мне никак не удается избавиться от мыслей о том, что если Джордж сейчас предпримет попытку узурпировать трон, то своим последователям он может предложить новую королевскую семью на смену: претендент на корону и его наследник. Я пишу Изабелле, что рада за нее и за ее сына и что желаю им всего самого наилучшего, но не посылаю им подарков и не прошу сделать меня его крестной матерью. Я боюсь того, что Джордж планирует для этого маленького мальчика, новорожденного Уорика, внука Уорика Создателя королей. К тому же, пока я беспокоилась о том, что сказала мне мать, волновалась за сына, наше королевство семимильными шагами приближалось к войне с Францией. Мирная жизнь была забыта, и все в ней было подчинено лишь сбору средств через поднятие налогов, вербовке солдат, изготовлению оружия, подбивания обуви и шитья формы. Ричард не может думать ни о чем, кроме подготовки армии из новобранцев, которых он нанимает на своих землях: землевладельцев, наемных работников, домашних слуг, всех, кто был готов присягнуть ему на верность. Его лорды должны были приводить своих людей с ферм, а города собирать деньги и слать учеников. Ричард торопился собрать войско и присоединиться к обоим своим братьям, которые готовились напасть на Францию, лежавшую перед их глазами как богато накрытый к пиршеству стол.
Трое сыновей Йорка снова собирались вступить в бой во всем своем великолепии. Эдуард уже выразил свое намерение добиться славы Генриха V: он объединит под своей рукой Англию и Францию и позор поражения, которое претерпела Англия при правлении злой королевы и спящего короля, будет забыт. Готовясь к отбытию, Ричард становится холоден ко мне. Он помнит, что король Франции, Людовик, принял активное участие в организации моего первого брака, называл меня своей хорошенькой кузиной и обещал дружбу, когда я приму титул королевы Англии. Ричард проверяет и перепроверяет повозки, в которые было погружено все необходимое для похода, готовит набор для ремонта оружия, два комплекта брони и садится на коня с мостков, готовясь встать во главе тысячного отряда. Остальные присоединятся к нему южнее по дороге. Я иду к нему, чтобы попрощаться.
– Береги себя, муж мой. – Мои глаза заполнились слезами, и я пытаюсь их сморгнуть.
– Я еду на войну. – Он улыбается как-то отстраненно, уже полностью погрузившись мыслями в предстоящее ему дело. – Сомневаюсь, что мне удастся там поберечь себя.
Я качаю головой. Мне так хочется ему сказать, как сильно я боюсь за него, что я не могу избавиться от воспоминаний об отце, который едва говорил скупые слова прощания, торопясь сесть на свои корабли, отправлявшиеся на войну. Я не могу перестать думать о моем первом муже, жизнь которого оборвалась в такой кровавой бойне, что даже сейчас никто не говорит о его смерти.