Сесил крепко сжал ее руки и сказал:
– Вам придется. У нас нет шансов отступить, не потеряв лица. Поэтому мы вынуждены двигаться вперед.
– Что мы должны и можем сделать сейчас? Ты просто не хочешь сознаться, что война нами проиграна. – Взгляд Елизаветы был жалким и растерянным.
– Ни в коем случае. Драка только началась. Нужно объявить новый набор, учесть ошибки прежнего штурма и подготовиться к новому.
– Ты уверен?
– Готов положить за это свою жизнь.
Королева неохотно кивнула.
– Вы позволяете мне разослать приказы? – спросил Сесил, не забывая о делах. – О дополнительном наборе солдат и подготовке ко второму штурму Лейтского замка?
– Позволяю, – выдохнула она, словно девчонка, которую взрослые силой заставили согласиться с ними.
Только Роберту Дадли удавалось успокоить Елизавету. Они все реже выезжали на верховые прогулки. Тревоги лишили королеву сна, она заметно теряла силы. День и ночь поменялись у нее местами. Елизавета нередко бродила по своим покоям часов до четырех утра, затем ложилась, погружалась в тяжелую дрему и вставала вскоре после полудня, совсем не отдохнув. Чтобы не плодить сплетни, Роберт закрывал двери ее покоев и садился вместе с нею у камина. Весна выдалась холодной и пасмурной. Роберта и самого не тянуло на улицу. Елизавета откидывала капюшон платья, украшенный драгоценными камнями, и укладывала голову ему на колени. Он гладил длинные бронзовые волосы до тех пор, пока напряжение и тревога не покидали ее лицо. Иногда Елизавета закрывала глаза и спала у него на коленях.
Для соблюдения приличий в покоях присутствовала Кэт Эшли. Она садилась у окна, но почти сразу утыкалась глазами в рукоделие или книгу. Лишь временами бывшая гувернантка позволяла себе украдкой взглянуть на любовников. Картина почти не менялась. Роберт баюкал Елизавету, напоминая заботливую мать. Кэт боялась, что от напряжения ее величество может слечь. Такое она уже видела не однажды. Эшли привычно осматривала тонкие пальцы и запястья королевы – не появились ли первые вздутия, предвещавшие водянку. Кэт входила в число немногих людей, особенно близких к Елизавете. Она знала, что страх быстрее, чем любые другие потрясения, может нагнать на королеву эту болезнь.
В приемной, возле дверей, ведущих в покои ее величества, сидела Екатерина Ноллис, делая вид, будто все идет как надо. Чтобы не пребывать в праздности, она шила мужу рубашку, краем уха слушая разговоры, долетавшие до нее. Двор пребывал в растерянности, поглядывая на пустующий трон. Екатерина ловила слухи о том, что королева половину дня проводит взаперти с сэром Робертом и выходит только к обеду. Миссис Ноллис сохраняла на лице маску невозмутимости и отказывалась отвечать на вопросы о том, какие такие дела заставляют ее двоюродную сестру постоянно уединяться с сэром Робертом.
Мэри Сидни, все еще дувшаяся на брата и не представлявшая, куда его заведут непомерные амбиции, тем не менее хранила верность семейству Дадли. Она обедала с Екатериной Ноллис, гуляла с Кэт Эшли, избегала всякого, кто мог бы пристать к ней с расспросами по поводу сэра Роберта.
Тайный совет, высшая знать, да и всякий, кто не получал жалованье у Дадли, утверждали, что вскоре кто-нибудь непременно пронзит кинжалом этого зарвавшегося выскочку, который позорит королеву и способствует тому, что ее имя полощут в любом трактире. Поговаривали, что Томас Говард, поглощенный укреплением замков на северной границе и набором людей в армию, нашел-таки время послать ко двору убийцу, поручив тому прикончить Дадли, чтобы раз и навсегда прекратить этот позор. Никто не отрицал, что без сэра Роберта мир станет более приятным местом. Пока же королевский шталмейстер представлял для Англии куда большую угрозу, нежели французы. Его постоянное пребывание рядом с Елизаветой могло окончательно испортить ее репутацию. Пусть при этом кто-то находился вместе с ними и по другую сторону дверей, но это не имело никакого значения.
Однако никто не мог остановить Дадли. Если его упрекали те, кому он доверял, например сэр Фрэнсис Ноллис, то Роберт говорил, что постоянно успокаивает королеву, старается избавить ее от губительного беспокойства. Если этого не делать, она просто свалится. Всем своим верным друзьям он напоминал, что Елизавета – молодая женщина, у которой нет ни родителей, ни покровителей. Только он, Роберт Дадли, на правах старого и верного друга заботится о ней, окружает своей любовью.
Всем остальным он лишь дерзко, мрачновато улыбался и язвительно благодарил за заботу о его самочувствии.
Летиция Ноллис вошла в покои Сесила и села на стул возле его стола со всем достоинством, какое полагалось иметь помолвленной женщине.
– Слушаю тебя, – произнес Уильям свою обычную фразу.
– Она хочет вступить с французами в переговоры о мире, – сказала Летиция.
– Ты уверена? – спросил Сесил, пряча испуг.
– Да, в том, что она спрашивала об этом сэра Роберта, – ответила юная фрейлина, пожав худенькими плечами. – Я собственными ушами слышала, как он говорил, что подумает на этот счет. А вот что у королевы на уме сейчас – сказать не могу. Разговор был утром, а сейчас почти вечер. Когда она оставалась в одном настроении больше двух часов?
– Мир на каких условиях? – спросил Сесил, игнорируя всегдашнюю непочтительность Летиции.
– Если французы вернут нам Кале и Мария Шотландская уберет со своего герба леопардов, пусть забирают себе Шотландию.
Каждое слово Летиции заставляло Сесила все плотнее сжимать губы.
– Я так и думала, что вам это не понравится. – Ноллис улыбнулась. – Целая страна в обмен на город. Но иногда королева ведет себя так, будто потеряла рассудок. Она плакала, цеплялась за него и умоляла спасти Англию.
«М-да, ваше величество, – с горечью подумал Сесил. – Позволить себе такое при девчонке, которая разболтает о тебе по всему дворцу».
– А что сказал он?
– То же, что говорит всегда: «Не бойся. Я о тебе позабочусь и все устрою».
– Дадли что-то обещал ей или выдавал только общие фразы?
Летиция снова улыбнулась и ответила:
– Он слишком умен, знает, стоит ей что-нибудь пообещать, и она тут же передумает.
– Ты правильно сделала, что пришла и рассказала мне, – похвалил ее Сесил, полез в ящик стола и вытащил мешочек потяжелее. – На платье.
– Спасибо, сэр Уильям. Портные заламывают немалые деньги, а я должна быть одета наилучшим образом. Как-никак фрейлина королевы.
– А разве ее величество не дарит тебе что-то из своих старых платьев? – спросил Сесил, которому вдруг стало любопытно.
Летиция озорно посмотрела на него и заявила:
– Думаете, она рискнула бы, чтобы ее с кем-нибудь сравнивали? Ведь королева не может жить без Роберта Дадли, не допускает, чтобы он хотя бы мельком посмотрел на другую женщину! Я на ее месте ни в коем случае не стала бы отдавать мне старые платья. Нет уж, если бы я была ею, то ни за что не допустила бы, чтобы меня с кем-то сравнивали.