– Портки береги, Щукарь, вечно за сучки да валежины цепляешься. Новы портки Барбуда токо через год купит. А денег-то у тебя нема, все просадил в Кежмах. Говорят, ты вдовую скадрил, да так лихо, что чуть в тебе жениха не признали?
– Помолчал бы ты, Митяй, сам-то где тогда полночи шарахался? А? Барбуда узнает, что слинял в трактир, коды все уже до дому пришли, вот тогда поостришь. После Барбуды и память улучшится. И челюсть подвижнее станет, и глаз дергаться перестанет.
– Да ладно тебе, Щукарь. Чего злобный такой? Я ить в трактир по делу отполз.
– Ой, держите меня! Счас с горки скачусь! – запричитал-захихикал Шлем. – Какое такое дело у тебя в трактире, нам известно!
– Ну, и какое?
– Сякое…
Мужики шли, беззлобно лаясь между собой, и сразу не заметили, что тропинка пошла вдоль скальной стенки вниз. То тут, то там торчали беспорядочно острые валуны, серые, с островками мха. Сверху нависали перистые хвосты папоротника. Вдоль росли небольшие лохматые сосенки, облепившие подходы к самой скале.
– Ну, и че, скала себе. Не зеленая, не белая. Обычная себе скала, – бурчал Митяй, который шел первым.
– Что делать будем? Здеся тупик, через скальник полезем али нет? Может, не будем?
– Не, не будем, – поддержал его Шлем. – Давай вбок сдадим, может, там другая тропинка есть.
Обойдем, поглядим, чего там делается.
Они стали обходить скальные выступы слева, то спускаясь, то поднимаясь по перелеску. Тайга становилась все реже и реже, и, кажется, впереди уже блеснула гладь речной воды.
– Итить его так! – закричал Митяй и первым бросился вперед. Он увидел такую же скальную стенку, от которой они ушли. Она была повыше и практически открыта: лесная растительность ее не скрывала. Это была даже не скала, а какой-то огромный одинокий валун-гигант, похожий на высоченный конус с выступами-отростками.
Странно, но вся растительность будто отступила от этой скалы, словно вытолкнутой из-под земли какой-то чудовищной силой. Когда на него попадал свет, конус отсвечивал зеленоватым цветом. Издалека он казался совершенно зеленым, а вблизи эта зелень терялась под каким-то белесым налетом, казалось, что пыль осела на скале и въелась в каждую её трещинку.
Разбойники, раскрыв от удивления рты, рассматривали находку.
– Итить его так, – не переставал бубунить Митяй. – Вот тебе и зеленая скала. Значит, не привиделась она Николе.
– Да она и не зеленая вроде, а, Митяй?
Митяй уже достал топорик из-за пояса и отковырял от самого подножия кусочек.
– Не зеленая, говоришь? Накося, глянь, – и Митяй сунул Шлему скол.
– Так это ж нефрит! От чудо так чудо. Никогда не видал столько нефрита в одном месте. Ну, в деревне точили из него разные цацки девкам на украшенье, но чтоб такой каменюка!..
– Чудно, – Щукарь перекрестился. Это ж богатства-то сколько! Кому бы продать целиком?! Щукарь, присев на корточки, трогал скалу и прикидывал в уме, сколько денег можно выручить за нефритовую гору.
– Ага, Барбуда тебе даст денег! Жди сто лет. А так-то, конечно, продать хорошо бы!
Мужики замолчали. Помолчав, обдумав выгоду такой крупной коммерции, они наперебой заговорили.
– Сговоримся ничего Барбуде не сказывать, а?
– Ну, да, так мол и так, все обшарили, ничего не нашли. Мало ли чего Никола насочинял.
– Ох, братцы, чует мое сердце, добром это не кончится. Коли узнает Барбуда про наш сговор, зашибет без лишнего слова.
– Да поди не узнает, Шлем, коли ты язык будешь держать где надо.
– Я-то буду, ты сам, Щукарь, не проговорись. Не забыл, как год назад из-за твоей болтливости мы едва ноги унесли из Урика?
– Ну, это когда было! Я ж с той поры поумнел.
Уж больно хлебосольно хозяйка привечала, кто ж знал, что у ей брательник в полиции сторожем числится. Я ей про наши геройские подвиги особо и не сочинял. Так, пару слов сказал, а она, вишь, мудреная, смекнула, что Щукарь не простой хлопец, а залетный разбойничек, и пока я в баньке косточки парил, брательнику и намекнула. Ох, и деру я давал! В чем маманя родила, в том через поле и речку шуганул. А энти полицейские и бегать не могут, совсем их распузырило на казенных-то харчах.
– Короче, мужики, так я думаю, – Кондрат жестом позвал всех к себе поближе. – Первую загадку Николы мы разгадали, зеленую гору нашли. Помолчим покамест, все одно Барбуда ничего с ней счас не сделает. А мы после энтой вылазки, глядишь, вернемся в эти места, геолога какого прихватим.
Разбогатеем, братцы. Сколько можно у Барбуды шестерками ходить.
На том порешили и пошли обратно в лагерь.
Спускались теперь по другому склону, так было дольше, но никто не думал об этом, все были заняты обсуждением нефритовой горы. А ну, как и другую загадку Николы удастся решить – галька на вес золота да самоцветы кругом! – мечтали сорвиголовы.
Хотя, диво дивное, откуда самоцветы на речном берегу? Какая такая галька может быть на вес золота? И тут же успокаивали себя: чем черт не шутит.
Северная сторона склона оказалась менее лесистой. Передвигаться было легче, хотя идти пришлось наугад – ни одной даже мало-мальски заметной тропинки они не нашли. Мшистая, набравшая влагу таежная подстилка скользила под ногами, и они пару раз едва не срывались вниз, благо уклон небольшой, хватались за деревья и тормозили.
Первым шел Митяй, затем Шлем, Щукарь, и замыкал всех Кондратий. Вдруг на горизонте блеснула водная гладь.
– Ой, братцы, кажись, к берегу выходим, – обрадовался Щукарь. – И то, надоело по холмам скакать. Эхма, прокачусь! – Щукарь поднял кусок засохшей лесины, оседлал ее, словно коня, и поехал вниз со склона, семеня да подпрыгивая. Мужики засмеялись. Такой прыти от ленивого Щукаря не ожидали.
– Ну, пусть себе несется, ухажер наш. Мы-то не спешим никуда. Счас первым в лагере объявится, его Барбуда к новой работе приставит.
Первым неладное почувствовал Митяй. Еще спускаясь с холма, заметили мужики почти ровное место, словно кто-то срезал всю растительность по окружности. Но издалека оно казалось лесной прогалинкой на удивление правильной формы.
Но чем ближе была прогалина, чем ниже спускались разбойники, тем ощутимее становился неприятный запах, будто бы пахло горелым.
– Запах сшибает, мужики. Чуете?
– спросил Митяй, который шел первым. Щукарь был где-то впереди, его потеряли из виду.
– Есть такое дело. А я поначалу думал, что показалось. Что-то мутить меня стало, – сказал Шлем.
– И меня тоже чего-то подташнивает.
И тут раздался истошный вопль Кондратия, который замыкал спуск.
– Стойте! Назад, говорю! Это Чертово кладбище.
Я слышал о нем. Ровная полянка, страшная, над ней даже птицы не летают. А коли залетает птаха, падает замертво. И запах горелый. Ну, точно, оно! Назад, мужики, на холм! Тут проклятое место! Мужики попятились назад, подальше от лысого круга. Потом развернулись и скорее полезли назад к вершине холма, чтобы как можно быстрее перевалить через него и оказаться в безопасности. Залезли подальше, отдышались.