Хурделица обнял его:
– Успокойся, диду, скоро ударим по туркам так, что они за море синее убегут.
В тот же день, 11 сентября, войска Гудовича поднялись на Куяльницкую возвышенность. Отсюда, с плоских рыжеватых холмов, было видно море. Оно, словно ширь непаханной земли, манило и волновало сердца солдат и казаков. Во время похода они постоянно называли его ласково, как в старинной песне: морюшко. Когда, бывало, в ночной степи дул влажный, пахнущий йодистыми водорослями ветер, солдаты говорили: морюшко дышит. Когда в походе сталь штыков и чугун пушек покрывались каплями солоноватой росы, то это значило: морюшко слезы шлет. А когда со стороны берега, по степи, начинал клубиться туман, то объясняли: к нам с морюшка белый гость идет.
И теперь, хотя люди понимали, что пришло время смертной битвы, бодрость духа их не покидала. С вершины холма Кондрат зорко всматривался в далекий противоположный берег подковообразного залива. Там он отыскивал знакомые очертания зубчатых стен Хаджибея.
С какой бы радостью, не медля ни секунды, помчался он туда на своем коне и с обнаженной саблей бросился на штурм этого разбойничьего гнезда! Он бы вырвал из плена свою Маринку и по-казацки расправился за ее муки с проклятыми супостатами! Нетерпение охватило есаула. Каждая минута промедления приводила его в отчаяние.
Василий Зюзин, встретив Хурделицу, взглянул на его обострившееся от бессонных походных ночей лицо, пылающие лихорадочным румянцем скулы и понял душевное состояние есаула.
– Потерпи-ка, немного уже осталось, – сказал Василий другу.
Пересилив себя, Кондрат улыбнулся. Зюзин молча обнял товарища. По беспокойному блеску глаз есаула Василий понял, скольких сил стоила ему эта улыбка.
А Гудович, казалось, совсем не торопился. Приказав войску отдыхать, командующий долго и внимательно разглядывал в подзорную трубу Хаджибейский залив, подсчитывал количество стоящих напротив крепости турецких кораблей.
Кофейня Николы Аспориди стояла на самом краю татарского поселка, так называемого форштадта Хаджибея, расположенного по откосам Карантинной балки.
Это было место, где любили собираться за стаканом вина или чашкой кофе жители Хаджибея. Русские, турки, украинцы, греки, молдаване, татары, евреи, болгары встречались здесь с друзьями, передавали друг другу последние новости, играли в кости. Тут же был и постоялый двор. Хозяин удачно выбрал место. Недалеко от кофейни проходили три дороги: Очаковская, Аджидерская и Бендерская.
Из окон ее были видны широкие колеи Бендерской дороги. Два десятка лет тому назад купец Аспориди построил здесь длинную глинобитную хату с плоской соломенной крышей и открыл кофейню.
Теперь турецкие, греческие, русские купцы заключали здесь всевозможные торговые сделки. В одной из комнат заведения важные чиновники блистательной Порты, турецкие военачальники, бинь-баши, аги, байрактары, наслаждаясь кальяном, возлежали на удобных диванах и проводили часы в медлительной беседе друг с другом. В другой комнате солдаты турецкого гарнизона, янычары, спаги и матросы играли в кости, потягивая из узких глиняных бутылок дешевое вино. А в длинном, похожем на конюшню помещении полудикие татарские наездники, чубатые запорожцы, чумаки, приехавшие за солью, беглые крепостные из России, беженцы молдаване, сербы, болгары, арнауты находили ночлег и кусок хлеба.
Никола Аспориди умел угодить всем. Природа наградила его сметливым, острым умом и добрым сердцем. Он сразу отличал хитрого соглядатая паши от преследуемого турецкими властями беженца-серба. Первого Аспориди, хорошо угостив, направлял по ложному следу, а второму помогал скрыться.
В кофейне почти никогда не случалось ссор, драк, поножовщины, убийств, которые были так часты в других трактирах и на постоялых дворах.
Хозяин кофейни, гостеприимно предоставляя посетителям свой кров, всегда брал с них обещание не применять оружия, вести себя тихо, не сводить счетов с недругами, не осквернять его дома убийством и насилием. В чертах горбоносого лица Николы, в его умных быстрых черных глазах, в приветливом голосе было нечто такое, что заставляло и чванливых агов, и свирепых степных кочевников, и грубоватых моряков – полупиратов-полуработорговцев с уважением прислушиваться к его словам. Все знали, что он их не бросает на ветер.
Хотя сам паша Ахмет дал указание турецким стражникам приходить на помощь хозяину кофейни для водворения порядка, Аспориди никогда не обращался к ним. Он имел столько друзей, что всегда мог справиться своими силами с любыми буянами.
Это знали все. Но не только поэтому сдерживались бесшабашные, опьяненные вином или крепким, как спирт, кофе янычары, турецкие моряки, полудикие кочевники. Их удерживало от ссор и кровопролитий умение Николы, не прибегая к угрозам и силе, вовремя укротить спорщиков. Если бы не это его качество, вряд ли кофейня могла бы просуществовать столько лет. Ее глинобитные стены давно были бы разрушены воинственными ватагами разбушевавшихся гостей.
Но здесь всегда царили мир и тишина. Вот это-то и влекло под ее соломенный кров самых разнообразных посетителей. Степной кочевник, пират, турецкий военачальник, преследуемый стражником беглец чувствовали себя здесь в полной безопасности. Хорошая слава об этом мирном приюте разнеслась далеко за пределы Хаджибея. Добрым словом вспоминали Аспориди и на далеком берегу Египта, и на Балканах, и в Крыму.
Кем же он был, хозяин кофейни? Никто этого определенно не знал. Сам паша Ахмет, благоволивший к Аспориди и получавший от него ежемесячный солидный бакшиш, имел весьма смутное представление о хозяине кофейни. Паша, если бы его спросили, не мог бы даже с уверенностью сказать, какой Аспориди национальности и религии. Правда, пашу это никогда и не интересовало: ведь он получал от Николы хороший бакшиш.
Аспориди носил турецкую одежду и говорил по-турецки, как урожденный стамбулец. Он очень хорошо изучил мудрость Корана и мог лучше любого муллы без ошибки прочесть на память любой стих из этой книги, правильно истолковать любое изречение пророка.
Среди мусульман ходил слух, что Аспориди – сын знатного турка, за какую-то провинность изгнанный султаном из Стамбула и временно лишенный права называться своим настоящим именем. Греки, украинцы, русские и сербы считали Николу христианином. Чумаки говорили, что он – сын грека и выкупленной из турецкого полона невольницы. И действительно, Аспориди отменно владел русским и греческим языками. Всех смущало только одно обстоятельство: Никола также свободно, без толмача, разговаривал с молдаванами, ногайскими татарами, сербами и поляками. На вопрос, кто он по национальности, откуда родом, Аспориди отвечал шуткой и ловко переводил разговор на другую тему.
Вот каков был хозяин кофейни, в дверь которой, закончив подкоп в лабазе, в ту же ночь постучались Лука и Семен Чухрай. Им пришлось подождать, прежде чем в глинобитной стене открылось узкое, напоминающее бойницу окошечко. Из него выглянул юноша. Он внимательно оглядел пришедших.
– Не узнаешь, Озен-башлы? – спросил тихо Лука.