Повернувшись, она увидела, что гнев покинул его лицо. Когда их взгляды встретились, на ее горле забилась жилка.
Джози глубоко вздохнула:
– Я хочу прогуляться по пляжу.
Нужно уйти от его гипнотического взгляда. Если она этого не сделает, будет казаться еще большей дурой, чем уже есть. Она все еще ощущала то место, до которого он дотронулся. И умирала от желания снова оказаться в его объятиях. Хотела вновь восстановить ту связь, которая была между ними прошлой ночью. Но не знала, как ее вернуть.
Коннор кивнул.
– Послушай, мне очень жаль. Полагаю, у меня нервы натянуты. – Он потер подбородок. – Я пойду с тобой. Немного свежего воздуха нам не повредит.
Его губы улыбались. А вот глаза – нет. Неужели он уже жалеет об их связи?
Ей стало не по себе, словно в животе скрутилась в клубок масса змей.
Как только открылись ворота, ведущие на пляж, они молча пошли вперед, вслушиваясь в шум прибоя. Здесь было полно загорающих, поэтому они добрались до края воды, где песок был влажным.
Джози сбросила туфли, с наслаждением чувствуя прохладу подошвами разгоряченных ног.
– Как давно ты играешь? – спросил Коннор, прерывая напряженное молчание.
– Несколько лет.
– Что же… в твоей игре слышится подлинное тепло. Она застала меня врасплох, – признался он, глядя в море. – Твоя игра не соответствует всему остальному в тебе. Словно ты отпускаешь то, что держит тебя во взвинченном состоянии.
Джози остановилась и уставилась на него, подняв брови:
– Это подозрительно похоже на комплимент. Если не считать фразы насчет взвинченного состояния.
Он тихо рассмеялся:
– Послушай, мне и в самом деле жаль. У меня на уме слишком много забот. Я не ожидал всего этого.
Он неопределенно помахал рукой.
– Чего именно? Этой поездки? Или найти меня голой в твоей постели?
– Найти тебя голой.
Холодно улыбнувшись, он показал на свободный островок сухого песка.
Похоже, сейчас ей дадут отставку.
Неприятный озноб пошел по спине. Возможно, ей следует задушить этот росток в самом зародыше, чтобы избавить его и себя от неприятного разговора. Она должна сохранять самоконтроль, иначе все это превратится в безобразную грязь.
Она села и схватила пригоршню песка, сосредоточив все свое внимание на том, как он ползет между пальцами.
«Хладнокровие, Джози. Хладнокровие и спокойствие!»
– Знаешь, если ты не хочешь зайти дальше, я не против. Я все понимаю. Ты скоро уезжаешь, и у тебя полно дел. Давай посчитаем прошлую ночь небольшим сбоем в нашей жизни.
– Сбоем? – нахмурился он.
– Да.
Он немного помолчал.
– Аби была такой хорошей подругой. Не могу поверить, что переспала с тобой, притом что ты даже с ней не разговариваешь, – добавила она, чтобы скрыть неловкость, безуспешно изображая жизнерадостность.
– То, с кем ты спишь, не имеет к ней никакого отношения, – жестко ответил Коннор.
– Но это кажется таким… неуважительным.
Он широко улыбнулся, и сердце ее ушло в пятки.
– Ты такая чопорная. Не пойми меня неправильно, но это очень заводит.
Ему решительно нужно перестать флиртовать с ней, если он не задумал очередную проделку. Возможно, вопрос по существу напомнит ему об этом.
– Ты когда-нибудь объяснишь, почему не хочешь видеть сестру?
Он несколько секунд изучал ее, прежде чем ответить:
– Ты ни за что не хочешь угомониться и забыть об этом?
– Не хочу.
Он продолжал смотреть на нее, ища что-то в ее глазах: возможно, ловушку? Она впервые видит столь осторожного человека.
– Какого черта? – пожал он плечами. – Мне абсолютно все равно. Ты знаешь о моих родителях?
– Конечно. Они владельцы «Мегнитика корпо-рейшн».
– Верно. Когда-то компания была процветающей. Они выпускали магнитофонные кассеты, потом видеокассеты до начала девяностых, когда они были последним криком моды.
– Да, помню, как на Рождество видела их рекламные ролики по ТВ.
Коннор тихо, зло рассмеялся и зарылся ногами в мягкий песок.
– Ну да. Одной из причин, по которой они добились такого успеха, был тяжкий труд. Родители работали все время. И я имею в виду ВСЕ время.
Он помолчал, но Джози ничего не спросила. Не хотела вмешиваться. И продолжала пропускать песок сквозь пальцы, чтобы чем-то заняться.
– Поэтому мы с Абигейл жили под присмотром вечно менявшихся нянек и прислуги. Для родителей мы были просто модными аксессуарами. Мы почти не видели их и друг друга. Нас послали в разные школы. Единственный человек, у которого находилось для нас время, – это бабушка. Мы проводили с ней каникулы. Перед смертью она оставила нам этот дом. Когда мы потеряли ее, мне было восемнадцать, а Абигейл – шестнадцать. Бабушке не нравилось, как нас воспитывают. Она считала, что детям нужны отец и мать. Из-за этого она поссорилась с нашими родителями, и к тому времени, как она умерла, они и бабушка стали почти чужими людьми.
Джози, которой не терпелось услышать продолжение, кивнула. Этим объясняется его независимый характер и жесткий тон, каким он говорил с ней, когда речь шла о ее карьере.
– Незадолго до смерти бабушки «Мегнитика» стала понемногу терять деньги. Начиналась цифровая революция, а продукция, которую производили родители, оставалась невостребованной. Они мало думали о будущем, из-за этого начались проблемы с деньгами. Очевидно, мы были их выходом из долговой ямы. Моя бабушка была богатой женщиной. Просто, в отличие от родителей, не выставляла напоказ свои деньги. Большую часть она оставила мне, остальное – Абигейл. Родителям не досталось ничего. Думаю, они брали банковские кредиты под будущее наследство, чтобы вытащить бизнес из финансовой пропасти. Поэтому они стали давить на нас, требуя вложить деньги в их компанию. С ними больше никто не хотел иметь дело. Они желали получить контроль над деньгами. А мы были помехой.
– Но ты не согласился?
– Я отказался помочь. Бабушка взяла с меня и Абигейл клятву не давать им ни пенни. Для нее было действительно важно, чтобы деньги им не достались. У меня уже были свои планы на наследство. Я хотел сделать на них что-то хорошее. В мире много голодающих. Они умирают оттого, что пьют грязную воду. Личные развлечения не стоят первыми в списках моих приоритетов.
– Так что случилось?
Он глубже зарыл ноги в песок.
– Абигейл сдалась и позволила родителям воспользоваться ее долей денег. И поддержала их, когда они стали давить на меня. Дала ясно понять, что, если я не помогу им финансово, семья от меня откажется.