— Это секретная информация.
— Как удобно. А тем временем Тайлер Уинн вытворял что хотел. То есть, простите меня, был у вас под колпаком.
Агент Каллан проигнорировал колкость. Его, как настоящего военного, ничто не могло отвлечь от цели.
— Множество людей спрашивали вас об этом, но я спрошу еще раз и надеюсь получить правдивый ответ. Вы не знаете, что именно ваша мать получила от информатора?
— Нет.
— И никаких мыслей насчет того, где она могла это спрятать?
— Нет. Где бы это ни было, она спрятала его очень хорошо.
— Но вы нашли тайник Николь Бернарден.
— Я сказала вам, я не знаю. По-вашему, я об этом никогда не задумывалась?
Отрывисто кивнув, Каллан вернулся к прежней теме.
— Я хочу, чтобы вы сотрудничали со мной.
— Я уже сотрудничаю. Вы меня не слушали?
— Я имею в виду — в дальнейшем.
— Я работаю на Департаменте полиции Нью-Йорка.
— А я работаю на американский народ.
— Тогда возьмите телефон и позвоните какому-нибудь представителю американского народа в нашей штаб-квартире, и я к вашим услугам. А пока — было очень приятно пообщаться.
Хит почти дошла до тротуара и уже подняла руку, чтобы остановить такси, когда Каллан догнал ее и применил свой последний аргумент.
— Подумайте вот о чем. Эти люди смогли добраться до арестованного в камере вашего участка. Разве это не говорит вам о том, насколько серьезна угроза?
— Я ничем не могу вам помочь. Мне просто нечего вам сказать.
— Я мог бы помочь вам найти Тайлера Уинна.
«Или, — подумала Никки, — помешать мне найти его, если это не будет входить в ваши намерения». Она ответила:
— Спасибо за подсказку насчет вафель, — и села в такси.
Когда в тот вечер Никки вошла к себе в квартиру, Рук поднялся из-за обеденного стола, оставил ноутбук и приветствовал ее долгим поцелуем. Обнявшись, они крепко прижались друг к другу. Через несколько мгновений он спросил:
— Ты что, уснула?
— Стоя? Ты принимаешь меня за лошадь?
— Да ты что! — воскликнул он, и она рассмеялась впервые за день.
— Как глупо, — и Никки снова рассмеялась, потому что это действительно было глупо. Но ей нужны были его глупые шутки. Она прикоснулась рукой к его лицу, погладила его по щеке.
Когда Рук спросил, как она себя чувствует, она ответила правду. Что с трудом дожила до вечера, что ей нужно принять ванну. Но когда он сообщил, что приготовил кувшин «кайпириньи», она решила подождать с ванной и достала бокалы.
Они устроились на диване, и она рассказала о встрече с Бартом Калланом.
— Значит, это и было твое таинственное дело во время ланча — свидание с агентом?
Никки по дороге домой решила рассказать Руку о визите к психоаналитику, но она слишком устала, чтобы поднимать эту тему, и едва не ответила «да». Однако в следующую минуту вспомнила слова Лона Кинга насчет ее замкнутости — она молчала, когда Рук говорил, — и произнесла:
— Нет, я ходила к своему психоаналитику.
— Итак, ты называешь его уже не просто «психоаналитик», а «мой психоаналитик». Это что-то новенькое.
— Давай сейчас не будем об этом, ладно?
Потихоньку, подумала она. Не все сразу.
Но он настаивал:
— Мне кажется, это тебе полезно. Сейчас как раз самое время, Никки. Хотя бы из-за Петара, если уж не из-за Дона.
— Кстати, насчет Дона, — подхватила она, пользуясь возможностью сменить тему. — Послезавтра я собираюсь слетать в Сан-Диего. Его семья организует поминальную службу на военно-морской базе.
— Я хотел бы поехать с тобой, если это будет удобно.
Никки широко раскрыла глаза от изумления.
— Ты хочешь поехать?
Рук улыбнулся вместо ответа, и она, наклонившись, поцеловала его в губы — такой прекрасной показалась ей эта улыбка.
Они сидели некоторое время обнявшись, молча, затем Рук сказал:
— Но только не приглашай меня на похороны Петара, я занят.
Несмотря на чудовищность этой шутки, Никки рассмеялась. Только Рук умел заставить ее смеяться, делать запретные вещи смешными.
А затем Никки нахмурилась. Рук понял, в чем дело, ей не нужно было ничего говорить.
— Понимаю, как это угнетает. Ты раскрыла это дело, но уперлась в тупик, и у тебя на руках очередной мертвец. Мы выясним, кто за этим стоит. Но попозже.
— А вдруг Петар и Барт Каллан говорили правду? Вдруг враги планируют нечто ужасное и мы просто обязаны их остановить?
— В данный момент я не знаю, с чего начать. И, судя по разговорам агента Каллана, федералы тоже не знают. Очевидно, ключ к разгадке — Тайлер Уинн. Сейчас нужно выяснить, на кого он работает. Что же сказал мой друг Анатолий той ночью в Париже? Что наступила новая эра, когда предатели работают не на вражеские правительства, а — как же он выразился — на другие организации?
Она потерла ладонями лицо.
— Мне сейчас кажется, что это мне не по силам.
— Никки, в этом нет ничего страшного. — Положив руки ей на плечи, журналист развернул Хит лицом к себе. — Ты вовсе не обязана быть отрядом особого назначения в одном лице. Ты уже проделала огромную работу. Прямо сейчас ты можешь воткнуть в карту флажок, объявить о своей победе и двигаться дальше. Никто ни в чем тебя не винит, — и он добавил: — В любом случае я с тобой.
Эти слова согрели ей душу, и Никки ответила:
— Спасибо, это мне очень помогло. — Она поставила недопитый коктейль на столик. — Ты не очень обидишься, если я скажу, что хочу принять ванну и побыть сегодня одна?
— Хочешь спрятаться в кокон?
— Отчаянно. Мне это просто необходимо.
— Разумеется.
Рук упаковал ноутбук и бумаги в рюкзак и, после того как они поцеловались в дверях, сказал:
— Подумай об этом сегодня ночью, когда будешь надевать пижаму.
— Ладно.
— Все это было не зря по одной простой причине: ты выяснила, что у твоей матери не было любовника. И что она не была предательницей. И что на самом деле ее можно считать героем.
— Ага, но ты помнишь, что сказал Скотт Фитцджеральд: «Покажите мне героя…»
— «…И я напишу трагедию».
— К тому же, — продолжила она, — хоть мама и делала благородное дело, я все еще расстроена из-за того, что у нее имелась скрытая от меня вторая жизнь. Знаю, что должна ее простить, но на самом деле не чувствую себя способной. Пока нет.
— Я тебя понимаю, — сказал Рук. — Послушай, я, конечно, не психиатр, но если бы им был, то предложил бы тебе пока найти какой-нибудь способ стать к ней ближе, и посмотришь, что будет дальше.