— В Париж конечно же. — Он допил свой «Манхэттен». — Я плачу. Я все обдумал в такси, пока мы ехали сюда.
— В такси, значит?
— Ага. Все складывается на редкость удачно, Никки Хит. Во-первых, тебя все равно отстранили. Во-вторых, сейчас неплохо бы тебе ненадолго уехать из города — вспомни, твоего приятеля с дробовиком так и не нашли.
— Я не собираюсь бегать ни от него, ни от кого-либо еще, запомни это.
— И третье, — продолжал он, не обращая на нее внимания, — пока Тараканы и остальные детективы трудятся над делом здесь, мы будем расследовать загадочные события жизни твоей матери, а именно — почему она отказалась от своей мечты в Париже летом семьдесят первого года.
— Мне эта идея не по душе.
— Бостон тебе тоже был не по душе, а вспомни, что из этого вышло. — Увидев, что она не спорит, он продолжил: — Никки, у нас было несколько драгоценных ниточек, и большинство из них оказались бесполезными или оборванными Железным человеком. Расследование этого дела движется вперед только тогда, когда мы возвращаемся назад. Я прав?
— Да…
— Я постоянно повторяю тебе насчет натиска. Конечно, я не коп, но уже много лет занимаюсь расследованиями и усвоил, что силой не всегда можно добиться своего. Иногда ты очень-очень терпеливо ждешь своего часа, но в итоге оказывается, что нужно подождать еще.
Хит чувствовала, что возразить на это нечего. Она взяла вилку, поковыряла лежавший на тарелке фенхель, кусочки миндаля, яблока и груши.
— Сейчас ты скажешь, что мой вынужденный отпуск — это беспроигрышный вариант.
— Эта фраза так напоминает мне восьмидесятые, — улыбнулся он. И добавил шпильку: — Как Стинг. — Он подцепил вилкой кусочек щупальца и продолжал: — Нет, это не совсем так. На мой взгляд, сейчас из лимонов нужно сделать лимонад. Или, в нашем случае, скорее, соус маньер из лимонов и масла.
Ближайший самолет на Париж вылетал только на следующий день в половине пятого, и Никки это вполне устраивало. Черт возьми, ей необходимо было выспаться. Потрясение после ужасной смерти Дона, погоня — точнее, погони, если считать еще и встречу с Руком, — волнения из-за отца, Айронса, отстранения, нераскрытого дела, ссор и примирений с Джеймсоном измотали ее до предела. Ко всему этому добавилась ночь, проведенная вчера в участке. Хит отключилась, едва успев коснуться головой подушки в спальне Рука, и проснулась только на следующий день, когда за окном загремел гром и по стеклу весело забарабанили капли дождя.
Рук уже встал и оделся; он успел забронировать номер в отеле и договориться о встрече с родителями Николь Бернарден.
— Хочешь узнать, где мы остановимся?
— Нет, — ответила она, обнимая его сзади за шею. — Доверяю это тебе. Пусть это будет сюрприз.
— Ну, хорошо. Но моему сюрпризу будет далеко до того, который ты преподнесла мне позавчера.
Она хлопнула его по плечу, налила себе кофе и позвонила Тараканам, чтобы узнать, как продвигается дело.
— Что с заданием, которое я дала Феллеру и Раймеру — опросить соседей Николь Бернарден насчет фургона из химчистки?
— Ближайшие соседи ничего не видели и не слышали, — ответил Каньеро.
Таррелл добавил:
— Но, поскольку окна ее дома выходят на Инвуд Хилл Парк, Раймеру пришла в голову мысль, что бегуны и собачники проходят там по несколько раз в день. Он решил поболтаться поблизости и посмотреть, кто появится. Никто ничего не видел, но наконец им удалось отловить женщину, которая каждый день занимается спортивной ходьбой на Пейсон-авеню. Она не только заметила фургон фирмы по чистке ковров, но и попыталась нанять их почистить ковры у себя в доме, за углом.
Каньеро подхватил:
— Она попросила у них рекламный буклет, но водитель разозлился и сказал, чтобы она проваливала, потому что у него полно заказов.
— Описание не удалось получить? — спросила Никки.
— Нет, — ответил Таррелл. — Он даже дверцу не открыл.
— Странно, — заметила Хит. — Она не запомнила названия компании, телефон?
— Не-а, — отозвался Каньеро. — Даже не стала смотреть, настолько рассердилась.
Хит вдруг пришла в голову мысль.
— Она не говорила, какого цвета этот фургон?
— Темно-коричневого, — хором произнесли Тараканы.
— Позавчера утром темно-коричневый фургон едва не сбил нас с Руком на пешеходном переходе.
— Ты об этом не рассказывала, — встревожился Таррелл.
— Я только сейчас поняла, что здесь есть связь. Запиши это на Доске Убийств. Надеюсь, она еще на месте.
— На месте; мы без тебя зря времени не теряем.
— Хочу, чтобы ты знала: мы делаем все возможное, чтобы поскорее покончить с этим расследованием, — добавил Каньеро.
— Радоваться рано, — произнес Таррелл. — Но сегодня утром, перед работой, мы с Мигелем встретились с Малькольмом и Рейнольдсом. Решили на всякий случай еще раз обойти район вокруг того места на шоссе Брукнер, где нашли угнанное такси.
Дальше говорил уже детектив Каньеро:
— В квартале оттуда мы нашли кювет, а в нем — кучу старых покрышек и банок из-под краски. Ночью шел дождь, и я заглянул туда, подумал — вдруг водой что-нибудь смыло. И нашел мужскую перчатку.
Хит начала расхаживать по комнате.
— Какого цвета?
— Коричневая, кожаная.
— Он был именно в таких! — воскликнула она, вспомнив руку, сжимавшую приклад ружья.
— Надежды мало, — заметил Таррелл. — Она насквозь пропиталась водой и выглядит так, будто ее жевала собака. Но следы крови и пороха остались. В лаборатории ее проверяют на отпечатки, внутри и снаружи, а также на ДНК.
— Хорошая работа, вы молодцы. Передай это Малькольму и Рейнольдсу.
— Ну уж нет, — возразил Каньеро. — На этот раз мы все заслуги припишем себе.
Рук, выйдя из кабинета, заметил, как изменилось ее настроение.
— Но мы все равно летим, — заявил он. Никки рассказала ему о перчатке, но он повторил: — Мы все равно летим.
— А мне кажется, что нельзя сейчас бросать все и уезжать. Мне нужно быть рядом, вдруг что-то обнаружится.
— Ты же в отпуске. И что ты собираешься делать, сидеть под дверью у криминалистов и каждые полчаса кричать: «Быстрее!»?
Хит это не убедило, и она задумалась, прикусив губу.
— Никки, мы это уже обсуждали вчера вечером. Помнишь Бостон? В результате нам удалось установить личность Николь и выяснить, что она была подругой твоей матери, — вот самый настоящий успех!
— Ну хорошо, — сдалась она. — Мы все равно летим.
— Превосходно. Потому что на самом деле я волнуюсь из-за билетов — их нельзя сдать.