Он с озадаченным видом нахмурил брови.
— Беспорядка — в каком смысле?
— Любого беспорядка. Вещи лежат не на своих местах. Не там, где вы их оставили. Может, что-нибудь пропало.
Он неловко поерзал на табурете.
— Что-то я никак не пойму, к чему вы клоните, детектив.
— От вас это не требуется, просто вспомните. Никогда не случалось такого, чтобы вы вошли в комнату и заметили, что какой-то предмет лежит не там, где нужно? Или исчез?
— А почему вас это интересует? Вы спросили, не замечал ли я необычного поведения. Вы хотите сказать, что у нее начались проблемы с психикой? Она страдала клептоманией?
— Я этого не говорю. Я просто спрашиваю, не трогал ли кто-нибудь посторонний ваши вещи. Может, вы еще подумаете?
— Нет, — ответил он. — Ничего такого я не помню.
— Расскажите мне, кто еще в то время бывал в вашем доме.
— Но вы же понимаете, что с тех пор прошло больше десяти лет?
— Я понимаю. И не имею в виду водопроводчиков и курьеров. Кто бывал у вас в гостях? Кто-нибудь останавливался в вашем доме?
— Здравствуйте! Вы что, думаете, ее убил кто-то из наших друзей?
— Мистер Мэггс, мне кажется, наша беседа пройдет эффективнее, если вы перестанете гадать, о чем я думаю, и просто будете отвечать на вопросы.
— Превосходно. Продолжайте.
— Я просто хочу знать, не гостил ли кто-нибудь в вашем доме. Одну ночь, выходные? — Хит вспомнила запись в отчете Джо Флинна: некий мужчина, возраст около тридцати лет, жил в доме Мэггсов неделю перед тем, как ее отец отказался от услуг частного детектива. — Так никто не останавливался в вашем особняке в то время, когда моя мать давала уроки вашему сыну?
Кэри подумал и медленно покачал головой:
— По-моему, нет.
Рук вмешался:
— Это произошло незадолго до Дня благодарения. Неужели никто из друзей или родственников не приезжал к вам на День благодарения?
— Вы же знаете, что англичане этот праздник не отмечают, но дайте подумать. — Он сложил пальцы «домиком» и прижал их к губам. — Знаете, теперь я припоминаю, что примерно в то время ко мне действительно приезжал один человек, мой университетский приятель; он прожил у нас неделю. Вы упомянули о Дне благодарения, и я вспомнил — у детей в школе был выходной. Мы в тот уик-энд собирались съездить в Лондон, а он согласился присмотреть за домом, пока мы развлекались по ту сторону океана. — Мэггс сообразил, что из этого следует, и явно забеспокоился. — Но если вы думаете, что он имел какое-то отношение к убийству, забудьте об этом. Это невозможно; кто угодно, только не он.
Никки открыла блокнот на чистой странице.
— Могу я узнать имя этого вашего приятеля?
Кэри медленно прикрыл глаза, лицо его как-то обмякло.
— Мистер Мэггс, я еще раз спрашиваю: как звали этого человека?
Странно безразличным голосом он произнес:
— Ари. Ари Вайс, — и открыл глаза. Казалось, это признание лишило его последних сил.
Никки продолжала спокойно, но настойчиво:
— Вы знаете, как связаться с Ари Вайсом?
— Это невозможно, — ответил он.
— Но я должна это сделать.
— Повторяю, это невозможно. Ари Вайс умер.
— Подтверждаю, — произнес Рук, склонившийся над монитором за своим столом в участке. Хит поднялась с места и подошла к нему. — В некрологе Ари Вайса, доктора медицины, говорится, что выпускник Йельской медицинской школы, стипендиат Роудса [136] — возможно, именно в Оксфорде он и познакомился с Кэри Мэггсом, — скончался от редкого заболевания крови под названием бабезиоз. Здесь сказано, что это похожее на малярию паразитарное заболевание, которое, как и болезнь Лайма, переносится клещами, хотя им можно заразиться и при переливании крови, и бла-бла-бла.
— Рук, человек умер, а ты — «бла-бла-бла»?
— Ничего против него не имею. Просто я отношусь к тем людям, которые, услышав о редких болезнях, переносимых клещами, сразу же начинают чесаться и каждые пять минут измерять себе температуру.
— Еще одно твое замечательное качество, Рук. Как мне повезло. — Она указала большим пальцем на некролог. — А тем временем многообещающая ниточка снова обрывается. Когда он умер?
— В двухтысячном году. — Рук закрыл страницу. — Во всяком случае, это исключает его из списка подозреваемых в убийстве Николь Бернарден.
Итак, уже в который раз важный свидетель ускользнул от Никки навсегда, но она постаралась не падать духом. Она как раз размышляла о том, что в дальнейшем следует плотнее заняться Ари Вайсом, когда шаги Тараканов за спиной заставили ее вздрогнуть.
— Детектив Хит? — Обернувшись, Никки увидела напарников; оба были мрачнее тучи.
— Говорите, — велела она.
— Лучше мы тебе покажем, — предложил Каньеро.
Они с Руком последовали за Тараканами в дальний конец помещения, и Таррелл заговорил:
— Я обнаружил это минут десять назад, но пришлось подождать до двух часов, пока Шерон Гинсбург не отправится на обед. — Он сел за стол и щелкнул несколькими клавишами.
Каньеро объяснил:
— Это состояние счета твоей матери на ноябрь девяносто девятого года в трастовом банке «Новый Амстердам».
На экране появился финансовый отчет. Таррелл отъехал в кресле в сторону, чтобы Никки смогла просмотреть документ.
Рук склонился над экраном рядом с ней и глухо застонал. Хит побелела и отвернулась.
И словно для того, чтобы облечь ее ужас в слова, детектив Таррелл негромко произнес:
— Если верить этим бумагам, за день до убийства твоей матери на ее счет поступило двести тысяч долларов.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Каньеро.
Никки не ответила. Потому что ответить — означало признать, что ее мать, скорее всего, продалась врагам своей страны.
У нее закружилась голова. Хит вновь взглянула на экран, надеясь, что произошла какая-то ошибка, но все поплыло у нее перед глазами. Руки затряслись, и, когда она скрестила их на груди, чтобы скрыть дрожь, все тело заколотило. Колени подкосились; она услышала голос Рука, доносившийся как будто из колодца, — он спрашивал, в порядке ли она. Никки повернулась к нему спиной, собираясь двинуться к своему столу, но, пройдя полпути, передумала и на подкашивающихся ногах вышла в коридор, по дороге задев какое-то кресло или стол.
Она оказалась на улице, но свежий воздух не помог прийти в себя. Голова по-прежнему кружилась от ужаса. Несмотря на солнечное весеннее утро, перед глазами стояла какая-то темно-синяя пелена, похожая на конденсат, покрывающий стеклянную дверь ванной. Никки потерла глаза, но, когда открыла их снова, капли замерзли и образовали сплошную ледяную корку. За мутной завесой двигались какие-то призрачные фигуры; в них было что-то знакомое, но Никки никого не узнавала. Сквозь замерзшее стекло на нее смотрело чье-то лицо. Оно походило на ее собственное отражение в запотевшем зеркале. Возможно, это было лицо ее матери.