Еще один выстрел прекратил агонию.
Чьи-то руки подхватили Ивана, приподняли его, потащили куда-то. Охотник все пытался разглядеть, кто это. И только когда его приволокли за рухнувшую постройку, пихнули в тесный угол, заваленный брезентом и метковиной, он сумел поднять голову. С немалым трудом он сфокусировал взгляд на людях, зачем-то пытавшихся его спасти. Увидел, что это Федька и Тая, исступленно заругался на них, требуя оставить его и бежать, пока есть возможность. Но они его не слушали. Или не слышали – вокруг стреляли, орали, колотили в набат, выла сирена, хлестал дождь и трещал огонь.
Иван попытался вырваться, но боль в простреленном плече едва не лишила его сознания. Он обмяк, повис на руках друзей. Случайно посмотрев в сторону, он увидел, что человек в странном костюме уходит за борт.
Валера Пиджак бежал с корабля.
Спускался по парадному трапу.
«Сбежал! Сбежал! – пульсировало в голове. – Спасся! Выжил!»
Тяжелая шлюпка едва двигалась, несмотря на то, что единственный гребец со всей силой налегал на вёсла. Валера смотрел, как медленно приближается подлодка, боялся, что их унесет в море или выбросит на берег, но мысль помочь Пахарю не приходила ему в голову.
С немалым трудом они все же смогли причалить к качающимся понтонам. Хватаясь за веревочные перила, перебрались на плавучую платформу, с которой уже можно было перейти на корму подводного крейсера.
– Прикрывай меня! – прокричал Валера бойцу. Тот кивнул – ему тоже не хотелось возвращаться на баржу, пока не уляжется паника. В том, что всё скоро кончится, он не сомневался, – мутов прикончат, пожары потушат, найдутся и те, кто организует бойцов. Без жертв, конечно, не обойдется. И Пахарь не хотел быть в их числе.
Кормовой люк, как и ожидалось, был закрыт.
Валера, задыхаясь, добежал до главного входа, кулаком надавил кнопку переговорного устройства:
– Открывайте! Открывайте!
Ему ответили почти сразу:
– Соколов? Почему так быстро вернулся?
– Соколов мутировал! – заорал из-под маски Валера. – Заразился и мутировал!
– А ты кто?
– Лейтенант Истомин!
– Кто?
– Валера Пиджак!
– А! С тобой всё в порядке?
– Да! Да!
– Мне надо доложить капитану о твоем возвращении. Подождешь?
– Конечно…
Валера вцепился в отполированную скобу, приваренную около вертикального люка. Обернулся, глядя на волнующееся море, чувствуя себя ничтожной песчинкой на его фоне.
– Пиджак! – позвал его голос из переговорного устройства.
– Слушаю!
– Капитан спрашивает, что происходит на барже.
– Муты прорвались. Идет бой.
– Сколько мутов?
– Не знаю. Вроде немного. И есть подозрение, что на борт каким-то образом проникли дикари.
– Что? С чего ты взял?
– Девчонка, которую мы допрашивали… Она была со мной… И она, кажется, узнала двух человек… Так мне показалось… Думаю, они пришли за ней. Видимо, это они устроили переполох на берегу.
– У нас есть причины волноваться?
– Не думаю, – ответил Валера. – Бойцы справятся. Это всего лишь несколько мутов и парочка дикарей.
– Хорошо. Жди.
– Только поторопитесь! – сказал Валера. – У меня воздух на исходе!
Он опять повернулся лицом к морю, глядя на огни далекой баржи. Маска была мутная, даже струи дождя и морские брызги не очистили её полностью.
Он провел по ней перчаткой, вспомнил, как кровь подстреленного предателя плеснула на стекло маски, и усмехнулся.
Валера Пиджак верил, что теперь у него всё будет хорошо.
Ламия металась по барже, словно ночной демон – бесплотный, стремительный и неуязвимый. Ненавистный враг был где-то здесь – больше ему некуда было деться, – и она искала его. Но на барже было слишком много людей, их запах мешал, от производимого ими шума кружилась голова. И они пытались её остановить, думая, что имеют дело с обычным мутом.
Она убивала тех, кто стрелял в неё, и тех, кто оказывался у нее на пути.
До остальных Ламии не было дела – ей были нужны только те двое, что убили её детей.
Прошло не так много времени, и моряки догадались, что им противостоит не обычный мутант, а какое-то неведомое прежде создание. Ужас прокрался в сердца тех, кто успел разглядеть Ламию. Страх поселился в душах бойцов, стрелявших в нее и видевших, что пули не причиняют ей вреда…
Знакомый запах заставил Ламию остановиться. Три пули тут же впились в её тело, одна скользнула по черепу. Рефлексы направили Ламию в нужную сторону – она раздавила одного стрелявшего, разгрызла лицо второму. И вернулась на место, стала описывать круги по палубе, отыскивая источник запаха.
Она нашла его на корме.
Здесь пролилась кровь одного из её врагов. Дождь всё смыл, но запах остался. Ламии не нужны были глаза, чтобы увидеть цепочку следов, ведущих к борту.
Она прыгнула на ступени трапа. Замерла у самой воды, держа нос по ветру, подергивая ушами.
Он опять ушел.
Опять ушел в воду.
Она приподнялась на задние лапы, вытянула шею.
Ламия не доверяла зрению, предпочитая полагаться на запахи и звуки. Но сейчас она внимательно всматривалась вперед – туда, откуда пахло металлом, о который с плеском разбивались волны.
Ламия видела там нечто, похожее на спину гигантского кита. Она видела два маленьких огонька, мерцающих, словно звезды.
И она видела нечто маленькое, тёплое и живое, прижимающееся к холодному металлу.
Своего врага.
Иван очнулся оттого, что дождь лился в его открытый рот. Он глухо закашлялся, повернул голову. И услышал, как кто-то назвал его по имени.
– Я живой? – удивился он вслух и сам испугался своего сиплого и слабого голоса.
– Живой, – ответили ему.
Он сел, чувствуя себя на удивление неплохо. Рука почти не болела, и голова, хоть и кружилась, но была ясная.
– Что вы со мной сделали? – спросил он у друзей, присевших перед ним.
– Влили немного напитка из фляжки вон того моряка, – сказал Федька, указывая на разорванный труп, лежащий в пяти шагах от них.
– Я тебя перебинтовала, – сказала Тая. – Кость не задета, но крови было много.
Иван огляделся, пытаясь понять, сколько времени он был без сознания.
– Почему вы еще здесь? – спросил он. – Я же велел вам уходить.