— Сорок тысяч тебе хватит? — голос матери звучал пренебрежительно и даже брезгливо. — Пойди, возьми у меня в сумке. Это все, что осталось.
— Сорок тысяч! А если Лизе потребуется операция за рубежом?
— Потребуется — сделаем, — отмахнулась мать, подливая в бокал из пузатой плетеной бутыли. — Когда у тебя что-то не получалось?
Отец остановился перед сидящей в плетеном кресле женщиной и с ожесточением проговорил:
— Конечно! Всегда все получается! А чего мне это стоит? С моим-то больным сердцем! Ты, Варвара, как будто не понимаешь! Я тащу на своих плечах семью. Ты же знаешь, наша девочка не такая, как все.
— По твоей вине, между прочим! — разъяренной тигрицей вскинулась мать, словно только и ждала подобного поворота беседы. — Я рожала здоровую дочь! — еще сильнее повысила она голос, срываясь на крик. — Если бы ты не был кобелем и не завел на стороне ребенка, Лиза была бы совершенно здорова! А теперь живет в своем выдуманном мире. Дичится людей, крайне неохотно идет на контакт. Признайся, любимый, о такой дочери ты мечтал?
Мама права. Я прошла через годы лечения, тренингов, сеансов терапии и горы медикаментов, а врачи до сих пор не могут решить, что у меня — «классический» аутизм или синдром Аспергера, осложненный обессивно-компульсивным расстройством. Но это совершенно не важно. В любом случае даже самые продвинутые методики мне не помогают. И выход только один — чем меньше я общаюсь с окружающими, тем лучше себя чувствую.
— Кто в этом виноват? — обличительно продолжала мама. — Может, я?
— Варя! — В голосе отца послышался упрек с нотками страдания. — Я уже тысячу раз попросил у тебя прощения! Я сделал для нее все, что смог! Даже нашел Лизе мужа!
— Ну да, и от этого твоего распрекрасного Алекса Лиза родила дефективного сына! Между прочим, нашему внуку уже пять лет, а Гоша до сих пор почти не говорит и признает только мать. И чуть-чуть терпит няньку.
— Да ну, разве ж в этом дело? — На этот раз отец пытался говорить бодро, но у него не слишком-то получалось. — Гоша еще очень мал, чтобы судить о его умственных способностях. Дай срок, мальчишка подрастет и станет больше тянуться к отцу. Вот посмотришь, все будет хорошо. Лизкин муж необычайно рассудительный парень. Спокойный, хладнокровный, расчетливый. Я умею разбираться в людях. У него большое будущее. Сейчас он мой заместитель, и когда я уйду на покой, Алекс станет главой компании. Тогда я, конечно, перестану Лизе помогать, у них и своих средств будет достаточно. Но пока, Варюш, я, как отец, обязан заботиться об ущербной дочери. Ты же ее мать, должна отдавать себе отчет, что для семьи первостепенно, а ты взяла все деньги и…
— Ладно, хватит! — оборвала мама. — Не о чем говорить. Что сделано, то сделано. Новую яхту я уже купила. Только и слышу «Лиза, Лиза»! Я, между прочим, тоже нуждаюсь в лечении! Мне врач прописал морские прогулки! Или я, по-твоему, должна была до скончания веков выходить в море на старой развалюшке? Вот скажи мне, любимый, сколько лет нашей яхте?
— Да не помню я, — раздраженно буркнул отец.
— А я помню. — Мать снова повысила голос. — Ты подарил мне ее в тот год, когда родился Гоша. Гоше идет шестой годик, следовательно, и яхте столько же. Я неделю думала, брать новую или продолжать мучиться со старой. Тянула время, кормила продавца обещаниями. А потом мне стало неудобно перед человеком. Не могла же я предвидеть, что в голове нашей девочки что-то щелкнет, и она вдруг захочет первый раз в жизни прокатиться на мотоцикле! А выехав на улицу, покалечит какую-то бабку, врежется в забор собственного дома и свернет себе шею? Нянька толком объяснить ничего не может, только таращит глаза и что-то мямлит про Гошу. Так что давай прекратим этот ненужный разговор. Иначе я повешусь.
Мама вешалась много раз. Еще чаще топилась. Вскрывала себе вены, пригоршнями пила снотворное и, никого не предупредив, уходила в ночь. Должно быть, отец ее по-настоящему любит, если столько лет терпеливо сносит мамин истеричный шантаж. В отношении себя я далеко не так уверена. И даже напротив. Не уверена в его ко мне любви совсем. И поэтому денег у отца просить не буду. Я плохая. Очень плохая. Это из-за меня Гошу забрали. И если сейчас я загляну на веранду и попрошу полтора миллиона, папа сразу же поймет, что допустил колоссальную ошибку, предпочтя меня, нерадивую дочь, своей хорошей ДРУГОЙ ДЕВОЧКЕ.
Особенно теперь, когда она лежит в земле под тяжелым могильным камнем, отравившись в свои неполные четырнадцать лет паленой водкой, которую распивала с приятелями в подвале пятиэтажки на самой окраине Москвы. И в этом опять моя вина. Ибо ДРУГАЯ ДЕВОЧКА жила в вонючей клоаке потому, что отец выбрал меня. В день похорон папа с упреком посмотрел мне в глаза и горестно вздохнул:
— Если бы я занимался ее воспитанием, она была бы жива.
И этот страшный взгляд, которым он, разочарованный, опять на меня посмотрит, мне постоянно мерещится в кошмарных снах, приковывая к месту, наливая ноги свинцом и окончательно лишая воли. Нет, у отца нельзя просить денег. Нужно взять их где-то еще. Но беда в том, что я понятия не имею, сколько это — полтора миллиона рублей. Много или мало? Что нужно продать, чтобы получить такую сумму? Все без исключения магазины я старательно обхожу стороной, ибо буквально цепенею под тяжелым взглядом продавцов, прячущих обуревающую их ненависть под маской учтивости. Поэтому названная Толиком сумма для меня — пустой звук.
Идея раздобыть деньги самостоятельно была совсем неплоха, ведь у меня есть дом, который можно продать. Уж полтора-то миллиона он стоит? Я бросилась прочь с родительского участка и, выбежав на дорогу, снова столкнулась со Скрутом. Свет луны выхватывал из темноты вершины гор, превращая просто красивый пейзаж в пейзаж фантастический. Сказочный. Инфернальный. Гном в тирольской шляпе стоял рядом с мазанкой соседа. Перед ним белел наколотый на плетень исписанный лист бумаги. Гном вглядывался в него, читая. Заметив меня, он, не отрываясь от листка, с сожалением проговорил:
— Вот незадача! Как всегда, опоздал. Мы с однокурсниками должны были пойти в этнографическую экспедицию по окрестным селам, но профессор и ребята уехали без меня. Записку вот оставили. Пишут, что вернутся через пару дней, а пока советуют снять койку в поселке.
— Сними у меня, — быстро сказала я. — За полтора миллиона рублей.
— За комнату полтора лимона? — изумился парень, еще больше округлив и без того круглые глаза. — Да вы шутница.
— Тогда купи у меня за полтора миллиона дом.
— Вам очень нужна эта сумма?
Он сказал так искренне, при этом даже на меня не взглянув, что я еще больше прониклась к собеседнику доверием.
— Очень нужна. Причем немедленно.
— Столько денег у меня нет. — Голос Скрута звучал с явным сожалением и, главное, без издевки. — На студенческую стипендию не очень-то разгуляешься. Сам добирался сюда автостопом, потому и опоздал на назначенную встречу. Но за сотню в день я с радостью воспользуюсь вашим гостеприимством. — Он перевел глаза с плетня на подсвеченное луной море, скользнув мимо меня рассеянным взглядом. — Может, пока вы не продали дом, и в самом деле сдадите мне какой-нибудь чуланчик дня на два? Пока не вернутся профессор с ребятами?