Глубоко вздохнув, Харви выпрямился во весь рост, ненамного меньший, чем у самого Ричарда. Они были людьми схожего типа: светлолицые, широкоплечие и узкие в бедрах.
Ричард, положив подбородок на сплетенные пальцы, рассматривал Харви, и казалось, что увиденное не вызывает у него недовольства.
— Ваш брат боялся, что ему может выпасть хоронить вас. Что вы на это скажете?
Харви еще раз посмотрел на Александра, слегка нахмурился и сказал:
— По всему, что я знаю об Александре, повелитель, хоронить придется мне его и весьма скоро.
На челе Ричарда пролегла складка.
— Вижу, что вы понимаете, что такое братская любовь, — сказал человек, большую часть жизни проведший в тяжкой вражде со своими братьями.
— Да, повелитель, я один из шестерых.
Ричард кивнул, как бы в подтверждение своим мыслям.
— И вы зарабатываете на жизнь, продавая свой меч?
Харви чуть наклонил голову.
— Да, мой повелитель, и принимаю все, что уготовано на этом пути.
— Даже если это петля палача?
— Человек такого рода занятий ежедневно рискует жизнью, — ответил Харви и пожал плечами. — И если бы я слишком об этом задумывался, то растерял бы всю храбрость. — И он еще раз взглянул на Александра, который сидел, не проронив ни звука, во время королевского допроса. — Острый меч — вот мой проситель.
Легким движением Ричард распушил свои золотистые усы и обернулся к Александру.
— Теперь, увидев брата, вы удовлетворены?
Голосом столь же тусклым, как цвет его лица, Александр ответил:
— Да, мой повелитель. Но я бы хотел узнать, что вы намерены сделать с ним… С нами.
Ричард ответил медленной, сонной улыбкой и сказал мягко:
— Вам позволено знать, что я расположен быть снисходительным.
Александр был молод, вынослив и прежде всего — упрям. После испытаний королевского суда, травм, полученных в бою, и продолжительного пиршества он проспал полтора суток и на третье утро проснулся голодный и сгорая от жажды.
Львиное Сердце со своей армией был уже далеко — прижимал к ногтю следующего непокорного вассала; Лаву остался в умелых руках Амона де Ругона. Гарнизон Лаву освободили и всех распустили по домам, оставив солдатам латы, но не оружие; исключение было сделано для Арнауда, Харви и Александра.
— Хотя лорд Ричард и не сказал, почему он выделил вас из прочих, — сказала Манди недоумевающим тоном. Она рассказывала, а Александр за обе щеки уплетал омлет с ветчиной, положенной между внушительными кусками хлеба.
— Возможно, потому, что я оказался на его пути, — предположил Александр, припадая к кубку принесенного ею вина. — Мне кажется, что ему нравятся смельчаки.
— Вы проявили не храбрость, — сказала Манди с легким осуждением в голосе, — а чистое безрассудство.
Александр вновь впился в хлеб с омлетом.
— Мне надо было узнать, что с Харви. Прочее казалось неважным.
Манди выщипнула нитку, торчащую из края скатерти, нахмурилась и сказала:
— Леди Элайн как-то странно отреагировала, когда узнала, что лорд Ричард разрешил вам оставаться здесь, а не убираться прочь с остальной частью бывшего гарнизона.
Александр, отпив еще немного, спросил:
— И как же?
— Когда она приходила взглянуть на вас — а вы спали, — то сказала, что Амон де Ругон по секрету сообщил ей нечто насчет Львиного Сердца, прямо затрагивающее ваше благополучие… И порекомендовала вам немедленно, как только наберетесь сил, уехать из Лаву.
Александр смахнул крошки с ладоней, поднял кубок и допил вино. Какое-то время он хмурился, повторяя сказанное, а затем беззаботно рассмеялся.
— Если бы он вознамерился причинить мне вред, то уж никак не позволил бы нежиться и отъедаться в уютных покоях леди Элайн. Или она неправильно истолковала слова де Ругона, или вы — ее слова.
Манди покусала губку, как бы порываясь сказать больше, но не решилась выдать чужой секрет и сказала только:
— Боюсь, что все не так просто. Перед уходом леди Элайн сказала, что лорд Ричард особо отметил, что ваша мать — из Византии, а он особо искушен насчет греческих путей, и что вы догадаетесь, что это означает.
Александр поперхнулся и едва не пролил вино. Манди глянула на него расширенными глазами и спросила с беспокойством:
— Что это значит? Вы понимаете, о чем она?
Он болезненно сморщился и допил до дна. Ирония судьбы: она прожила всю жизнь среди отчаянных грешников турнирной круговерти и сохранила наивную неосведомленность, а он под святыми сводами монастыря достаточно узнал о разврате.
— Не смотрите на меня так, скажите же, в чем дело! — почти выкрикнула Манди.
Не сказав ни слова, он встал и подошел к столику, где стоял сарацинский ларец с зеркалом на внутренней стороне крышки: леди Элайн имела обыкновение им пользоваться, укладывая волосы и пришпиливая плат. Подняв крышку, Александр начал пристально всматриваться в отражение, задаваясь вопросом, что же в нем так соблазняет некоторых мужчин. Черты лица не особенно обольстительны, во всяком случае отнюдь не женоподобны; вот разве что большие миндалевидные глаза и длинные ресницы… Если чуть зачернить их, как это часто делала мать, и закрыть низ лица покрывалом, получится нечто подобное восточной гурии. Но мужчины, которых влекло к нему, не искали женственных форм. Они искали не замену жене или матери, а иной плотский идеал. «Как спелый персик, ягодицы мальчика, что плещется в руке…» — так писал греческий поэт тысячу лет назад; Александр переводил этот текст в библиотеке Кранвелла…
Он осторожно опустил крышку, отодвинул ларец и отошел от столика. Кажется, ничего такого не было в поведении Ричарда на пиру, но, оглядываясь назад, Александр припомнил некоторые детали и нюансы. Легкий прищур синих глаз, рассматривающих его с головы до пят; несколько взглядов искоса за столом… Холодок прокатился по спине, возвещая опасность. Неслучайно ведь Ричард захотел увидеть, каков из себя Харви, и был совсем не рассержен, обнаружив физическое сходство…
А Манди повторила нетерпеливо:
— Так вы скажете, или мне сойти в зал и выспросить у Харви или у отца?
Александр обернулся к ней и спросил:
— Король Ричард намерен возвратиться в Лаву?
Манди свела брови.
— Что-то говорилось об оставленных здесь припасах… — Она решительно кивнула. — Да, наверное, так.
— Тогда мне и в самом деле не следует дожидаться здесь его возвращения. — Он посмотрел на ее озадаченное и расстроенное личико и, запустив пятерню в свои черные кудри, сказал: — В Константинополе есть специальные дома, куда за плату ходят некоторые мужчины для встреч с другими мужчинами. Именно это леди Элайн имела в виду, говоря о «греческих путях». Любовь между двумя мужчинами.