– Да я не о том, – отмахнулась Марина, – Кто дал тебе право распоряжаться чужими жизнями?
– Но…
– Не надо! Я думаю, ты все понял. Пошли.
Она подхватила котелок, выплеснула на пол остатки воды и вышла из кабинета. Я последовал за ней.
Старуха осталась одна в темноте.
Пока мы отсутствовали, в мой рюкзак забралась крыса, изловчившись, я поймал ее за хвост. Зверек завертелся, щекоча задубелую руку острыми зубками.
– Прекрати, – поморщилась Марина, застегивая куртку.
Я ухмыльнулся, отшвырнул запищавшую крысу.
И тут же на улице застрекотал вертолет. В окно ворвался слепящий свет и крики:
– Рассредоточились!
– Трое сюда, трое туда!
Стрелки. Зачистка!
Я схватил Марину за руку.
– Тише.
– Барух, Семен! – заорал грубый голос так близко, что сердце у меня заныло. – Вы че, уснули там, б… дь?
По лестнице застучали ботинки.
– Рассредоточились, мать вашу!
Похоже, мы влипли по-настоящему.
– К стене, – я оттолкнул побледневшую Марину. Она будто вжалась в камень, расширенными глазами глядя на меня.
Бросившись к двери, я встал за отворотом, держа наготове автомат. Тут же в кабинет ворвался стрелок. Я выстрелил: стрелок завалился вперед, головой в пепел нашего костра.
– Эй, они здесь, – завопил кто-то в коридоре. Секунда промедления – и мы погибли.
Согнувшись, я выскочил из-за двери. Раздался сухой перещелк выстрелов, резкая боль ожгла плечо. Позабыв про автомат, я с разбегу ударил стрелка ногой в грудь. Он отлетел к стене и, ударившись спиной, съехал на пол. Не теряя времени, прошил его пулями.
– Скорее, – заорал я, услышав шаги бегущих по лестнице стрелков. Марина выскочила из кабинета. Автомат в ее в руках дрожал.
Мы бросились по темному коридору. Проклятая западня. Кабинеты выходили окнами на площадь.
Рой пуль разорвал ковер под ногами. Марина взвизгнула. Ранена? Я упал на пол и, повернувшись, выстрелил в ответ.
– Сюда.
Я на четвереньках добрался до ближайшего кабинета. Марина ввалилась следом – вроде цела. Кинувшись к окну, я глянул вниз. По площади сновали стрелки, стаскивая в кучу трупы. Оказывается, в Калуге не так и мало было народу.
Западня… В коридоре шаги, шепот – знают, суки, что мы теперь никуда не денемся.
– Сколько там? – голос снизу, хриплый, властный.
– Двое, конунг, – отозвался кто-то, находящийся в коридоре рядом с нами. – Мужик и баба.
– Бабу постарайтесь живьем взять. Позабавимся.
Каменный Ленин, улыбаясь, указывал рукою на крышу. Я лег спиной на подоконник и посмотрел вверх.
– Марина.
Она приблизилась; в глазах даже не страх и отчаяние, а равнодушие, готовность принять то, что приготовила для нас судьба.
– Марина, – крикнул я: захотелось влепить ей пощечину, подобную той, что она влепила мне. Девушка встрепенулась.
– Забирайся мне на плечи и цепляйся за карниз.
– Уходят, суки, – заорали с площади, когда Марина, дрожа, как новорожденный олененок, отпустила руки с моей шеи и перенесла их на скользкий карниз крыши.
– Подтягивайся, ну же.
Пули с жадным лязгом врезывались в камень рядом со мной, плечо горело.
Марина, вскрикнув от напряжения, исчезла за отворотом крыши. Я остался в кабинете один. Чтобы стрелки из коридора не вздумали сунуться, пальнул в дверной проем, забрался на подоконник, и, подпрыгнув, ухватился за карниз. Снизу строчили без перерыва, но в полутьме не могли как следует прицелиться. Отчаянная веселость овладела мною: попробуйте, падлы, съешьте. Подтянувшись, я перебросил ногу на крышу. Марина вцепилась в куртку и помогла мне.
Оглядевшись, я замер: меж кирпичных труб и переломанных антенн торчал жирный зад вертолета. Как он смог опуститься прямо на крышу?
– Ты ранен?
– Тихо, – я дернул Марину за рукав, увлекая за одну из труб.
Тут и она увидела вертолет и в ее глазах блеснула радость. С чего бы это?
Но времени на расспросы не было.
– Всего один, – пробормотал я, различив через стекло кабины затылок пилота. – Эх, отсюда не достать… Стой здесь.
Я двинулся вперед, не сводя глаз с затылка. Достигнув вертолета, подлез под пахнущее машинным маслом брюхо…
– Какого хуя.
Пилот поперхнулся – он жрал концентрат из банки. Расширившимися глазами уставился на меня. Это был толстяк с широким бледным лицом.
– Н – не стреляй, – просипел он, как завороженный глядя на дуло автомата.
Почему-то мне и вправду не хотелось убивать толстяка. В его глазах проскользнуло что-то… детское. А может, мне показалось – я ни разу не видел в Джунглях детей.
Марина снова меня не послушалась. Она подскочила к вертолету и, едва глянув на пилота, заорала:
– Выметайся.
Толстяк стал выкарабкиваться из машины, разбрасывая во все стороны концентрат. Он был одет в чудные штаны из какой-то мягкой материи – спереди расплылось темное пятно.
– Скорее, ты! – от нетерпения у Марины сорвался голос.
Толстяк все-таки покинул вертолет, уставился на меня расширенными глазами. Нижняя челюсть дрожит, к высунувшемуся кончику языка прилипли кусочки концентрата.
– Лечь, – приказал я: толстяк тут же опустился на смоляное покрытие крыши, бормоча:
– Не стреляй, не надо.
Марина юркнула на освободившееся место пилота. Что она задумала?
Над головой застрекотало. Я отпрыгнул в сторону, укрывшись за широким боком вертолета и лишь после этого поднял голову: другой вертолет, с синим брюхом, завис над нами. Автоматная очередь – как клацанье хищных зубов. На спине толстяка появилась линия из красных точек, почти сразу ставших расплывшимся пятном. Банка с концентратом покатилась по крыше.
Пули звякнули по металлу, одна из них задела рюкзак у меня на спине. Тело толстяка вздрагивало, точно оживая.
– Андрей, залезай.
Это ж надо – я совсем забыл про Марину, пожалуй, впервые со дня Последнего Поезда.
– Что уставился? Скорее.
Я выпустил длинную очередь и, кувыркнувшись по крыше, влез внутрь машины.
– Что ты задумала?
– Тихо!
– Ты умеешь?
Она не ответила, отыскивая что-то на приборной панели. Наконец, надавив на какие-то кнопки, и дернув за обмотанный изолентой рычаг, Марина повернулась ко мне. Сказала: