Двое мародеров разрезали веревки на отце Никодиме, и подвели его, пошатывающегося от слабости, к Варягу.
Я наблюдал за происходящим из своего укрытия, сжимая в заиндевелых руках винтовку. Что затеял Варяг?
Развязный голос главаря банды скользил, как протухший кисель.
– Говоришь, ты большая шишка. У меня тоже большая шишка… В штанах.
Мародеры зашлись в хохоте.
Свет от костра выхватил лицо отца Никодима. На нем читалась полная растерянность.
– Да, у меня в штанах большая шишка, – повторил, цыкая зубом, Варяг. – И я хочу, чтобы большая шишка, то есть ты, отсосал мою большую шишку.
Варяг поднялся, расстегивая ремень. Блеснули его жирные ляжки.
– Ну, чего же ты ждешь. Соси!
Кто-то из мародеров толкнул отца Никодима, тот упал на колени прямо перед Варягом.
– Не буду, – визг отца Никодима напомнил мне визг раненной твари из Джунглей.
– Будешь, пидар, – зарычал Варяг, хватая пленника за волосы.
Вскинув винтовку, я надавил на курок. Голова Варяга словно бы развалилась на две почти равные части, ошметки мозга брызнули в лицо отцу Никодиму. Тут же наведя винтовку на другого мародера, я прикончил и его.
– Стрелки!
В этом крике мог бы поместиться весь страх этого мира. Мародеры бросились врассыпную, – прочь из светового круга, – я послал им вдогонку несколько пуль, сочно вонзившихся в тело ночи.
Я вышел из-за стены (не таясь, в полный рост) и через сугробы направился к костру. Отец Никодим сидел на коленях, дрожа, как новорожденный олененок.
– Все в порядке, ваш крест. Вы спасены.
Он взглянул на меня.
– Ахмат?
Надо же, сразу узнал.
– Да, я. Поднимайтесь, ваш крест. Надо уходить, они могут вернуться.
Я помог ему подняться, и мы поплелись прочь от костра по протоптанной бандой Варяга тропинке. Отец Никодим обхватил мою шею рукой, зубы его выбивали дробь.
– Ахмат, – едва различил я. – Не говори никому.
– Не скажу, ваш крест.
Надо же, как печется о репутации. Впрочем, удивляться тут нечему: едва ли стрелки будут столь же благоговейны перед этим человеком, узнай они, что его чуть было не поимел какой-то мародер. Думаю, грубый окрик «Соси!» будет тревожить отца Никодима по ночам…
Небо посветлело, когда мы добрались до места, где нас атаковали мародеры. Автомобили слегка припорошило снежком; от трупа Глеба Пьяных метнулся в сторону какой-то рыжеватый зверек. Подойдя, я с отвращением увидел, что щека Глеба прогрызена, в неровной дырке белели зубы.
– Стой, Ахмат!
– Да, ваш крест?
Отец Никодим оперся рукой о капот машины. В его бороде застряли клочки сена, под глазом багровел кровоподтек.
– Думаю, нам стоит попробовать завести эту машину.
– Но, ваш крест, я никогда… – начал было я. Отец Никодим сердито взмахнул рукой.
– Не упражняй язык, Ахмат. Садись.
Он открыл передо мной переднюю дверцу. Шофер с аккуратной черной дырочкой во лбу, уронив голову на руль, смотрел на меня, словно спрашивая: «Куда ж ты прешься, дурак?». Мне пришлось взять труп за шиворот и вытащить из машины на снег.
Отец Никодим дождался, пока я занял место за рулем.
– Ну, заводи.
Легко сказать. Перед моими глазами непробиваемой стеной стояли какие-то датчики со стрелками, кнопки и рычажки.
– Поверни ключ.
Ключ? Что за ключ?
– Вон ту хреновину поверни, – раздраженно ткнул пальцем отец Никодим.
Я нащупал ключ, повернул. Машина заурчала.
Отец Никодим обрадованно вскрикнул и, обежав капот, сел в кресло рядом со мной.
– Трогай.
– Ваш крест, – робко проговорил я. – Может быть, вы поведете?
– У меня едва хватает сил, чтоб ворочать языком, – сказал отец Никодим таким голосом, что ему трудно было не поверить. – Вдави в пол левую педаль. Да, так. Теперь медленно отпускай и дави правую. Е… твою мать!
Машина рванула с места, холодный воздух хлынул в разбитое стекло; каким-то чудом я успел повернуть руль, иначе мы врезались бы в машину сопровождения.
– Помедленней, черт тебя дери!
«Помедленней? Что значит – помедленней?»
– Да не дави ты так на газ, на правую педаль, – умолял отец Никодим, подпрыгивая на кресле.
Я ослабил нажим правой ноги – машина сбавила скорость. Оказывается, водить автомобиль не так уж и сложно! Я выпрямился.
Место нападения осталось позади. Развалины многоэтажек окружили нас.
– Здесь поверни.
Я послушно крутанул руль. Отца Никодима бросило на меня, я же ударился головой об дверцу.
– Осторожней!
– Слушаюсь, ваш крест.
Мы выбрались из переулка на трассу, запруженную мертвыми машинами. Выехав на свободное место, я – как-то само по себе получилось – прибавил газу. Врывающийся в разбитое стекло ветер вздыбил волосы.
Какой-то бродяга, похожий на ходячую кучу тряпья, погрозил нам вслед костлявой рукой; поднявшееся солнце искрилось на снегу, сверкало в пустых глазницах домов; мертвый мир замельтешил, запрыгал перед нами и словно бы ожил. Йе – хуу! Ветер – в лицо.
По приказу отца Никодима я свернул с шоссе в закоулок, съехал на возникшие перед нами железнодорожные пути. Некоторое время автомобиль, точно заяц, прыгал по железной дороге, пока не достиг стены, подобной той, что окружает Цитадель. Здесь я повернул и повел машину вдоль стены.
Когда впереди показались ворота, я слегка запаниковал – как мне остановиться?
Бросив давить на газ, я добился того, что машина поехала медленно. Отец Никодим задумчиво смотрел перед собой, словно забыв обо мне. А была не была! Прямо перед воротами я до предела вдавил в пол среднюю педаль. Машина остановилась, я стукнулся об руль так, что в носу засвербело.
– Приехали, отец Никодим, – сообщил я.
– Вижу, – буркнул он, потирая лоб и, открыв дверцу, вылез из машины.
Отца Никодима пошатывало; мне пришлось подставить ему плечо, иначе он просто-напросто свалился бы в снег.
Я ударил ногой по воротам, закричал:
– Открывайте!
В отворившемся окошке появилось лицо караульного. Бросив взгляд на отца Никодима, он побледнел и, захлопнув окошко, загремел засовами. Поскрипывая, створки ворот разошлись в стороны.
Караульный вытянулся в струнку, не сводя глаз с отца Никодима, который, кажется, потерял сознание.
– Чего уставился? – прохрипел я под тяжестью навалившегося на меня главы ОСОБи. – Доложи начальству.