– Рад услюжить… Это большой честь… Вам… И ваши друзья…
Голос Рустама заметно дрожал, и без того узкие щелки глаз превратились в едва заметные ниточки.
– Ладно, – миролюбиво произнес отец Никодим. – Накладывай жратву.
Рустам помешал половником в горшке и выложил на тарелку нечто коричневое, расплывающееся. Отец Никодим взял двумя пальцами тонкое, похожее на червя, волокно и отправил в рот. По лицу его расплылась блаженная улыбка.
– Что это? – проговорил я, когда Рустам опрокинул полный черпак в мою миску.
– Вареные глисты.
Вареные глисты? Это похуже крыс. Я совсем сник.
Отец Никодим засмеялся.
– Ну, я пошутил. Конечно, это тварка, томленая в горшке с сахарином и зеленкой. Фирменное блюдо Рустама.
Какой, однако, шутник глава ОСОБи.
Я с некоторой опаской выудил из миски «червя»… Вкусно.
Отец Никодим, улыбаясь, смотрел на меня.
– Нравится?
– Да, ваш крест, – вполне искренне отозвался я.
– Это хорошо.
Глава ОСОБи принялся задумчиво разглядывать свои ногти. Длинные, желтоватые.
– Это хорошо, – повторил он. – Как думаешь, для чего я привел тебя сюда?
– Вы оказали мне честь, празднуя со мной мое провозглашение, ваш крест.
Он невесело засмеялся.
– Да, разумеется, праздник… Но одновременно, это – поминки.
Поминки? Что он имеет в виду? По спине пробежал холодок…
– Это поминки по нашему знакомству, Ахмат, – сказал отец Никодим, выбивая пальцами дробь по столу. – Так уж вышло… Ты теперь конунг, а конунги редко пересекаются с особистами, и тем более с главой ОСОБи. У них своя жизнь, по большей части протекающая в Джунглях, – зачистки, марш-броски, учения… – он на секунду умолк. – А ведь жаль. Жаль, что Лорд-мэр определил тебя в конунги…
Кажется, я это уже слышал…
– Жаль, ваш крест.
А ведь мне и вправду жалко! Этот человек – ублюдок, он убил Бориса просто потому, что ему так захотелось, но… Но в отношении меня отец Никодим был добр. Пока… Люди, пожившие в Джунглях, падки на доброту.
Длинное ругательство огласило подвал. Я оглянулся. К нашему столу нетвердой походкой приблизился краснорожий конунг.
– Особисты, мать вашу! Мудаки е… ные!
Отец Никодим растянул губы в улыбке, отправляя в рот очередного «червя». Его адъютантам такая невозмутимость была не под силу.
– Ты чего кукарекаешь, петушок? – сквозь зубы процедил один из особистов. – Иди еще зеленки выпей.
– А ты не указывай, что мне делать, – конунг и вправду едва ворочал языком. – Вы, особисты, горазды указывать, сидя на базе или в Цитадели.
Он сплюнул на пол длинной зеленой лентой и обратился к своим собратьям, сидящим за столами.
– Кто-нибудь видел в Джунглях особиста? А?
Тишина. Настороженные взгляды. Судя по всему, другие посетители заведения еще не настолько упились, чтобы дать волю языкам.
– Вот и я не видел, – согласился с пустотой выпивоха. – Никогда, б… дь, не видел! Но на допрос в ОСОБь меня приводили, и не раз. По какому, спрашивается, праву?!
Конунг размахнулся. Собирался ли он ударить отца Никодима, либо просто стукнуть кулаком по нашему столу – осталось для меня загадкой. Через мгновение дебошир лежал на заплеванном полу. Я сидел у него на спине, локтем прижимая седоватую голову к полу. На столах зазвенели миски.
– Накиньте на него браслеты, – спокойно сказал отец Никодим.
Особист защелкнул наручники на запястьях дебошира.
– Рустам.
Повар приблизился. В глазах – паника.
– Мы уходим, Рустам. Прибери тут все.
Отец Никодим поднялся.
– Хорошего аппетита, – он кивнул посетителям, напрочь позабывшим о еде. —Пошли, ребята.
Особисты подняли с пола и повели к выходу дебошира. Он сразу обмяк и утихомирился – протрезвел, что ли?
У машины, в которую особисты запихнули выпивоху, я повернулся к отцу Никодиму.
– Ваш крест, я, пожалуй, пойду.
Он молча кивнул.
– Мне здесь близко, вы знаете.
– Я ничего не имею против, Ахмат, – глава ОСОБи протянул мне руку. – Ты конунг, а у конунга свои обязанности.
– О-о, биа-логия, анна-томия, изучи ее! – проорал из машины другой конунг.
– Да, – сказал отец Никодим. – Мы всегда и во всем согласны с Лорд-мэром… Но кое в чем я с ним категорически не согласен. Ты был бы прекрасным особистом. Ну что ж, прощай, конунг Ахмат. Удачи на новом поприще. Ни пуха.
Глава ОСОБи скрылся в машине. Глядя вслед исчезающему за начавшимся снегопадом автомобилю, я проговорил: «К черту». И побрел домой.
Темно. Но не холодно. Совсем не холодно.
Я дотронулся до пузатого бока печки. Черт! Горячая. Выходит, в мое отсутствие здесь кто-то был… А может быть, и сейчас…
– Вика?
Тишина. Я на ощупь нашел стол. На нем в банке из-под тушенки должна стоять свечка. Вот она.
Зажигалка вспыхнула не сразу – отсырела, что ли? Круг света осветил мой дом. Никого. И ничего. Хотя…
На постели – черный пакет. Что в нем?
Форма конунга – плотные, цвета хаки, штаны, зеленая куртка, и – нечто среднее между гимнастеркой и свитером.
Надеюсь, впору…
Я скинул грязную, рваную форму стрелка. Надел форму конунга…
Да, впору. Как влитая.
Подошел к зеркалу. Свечка освещала левую сторону моего тела, правая – оставалась в темноте. Но – именно на левом рукаве нашит серпик луны…
Я невесело улыбнулся.
Здравствуй, конунг Ахмат!
– Олегыч, тормози!
Визг железа, трущегося о железо, был слышен даже в кабине. Я знал, что из-под колес летят искры, плавят снег, нанесенный ветром на пути. Локомотив прошел еще около ста метров и замер, негромко гудя. Позади – Джунгли, впереди – стена, и в ней – ворота. За этой стеной Московская Резервация: Вторая Военная База, Цитадель, Лорд-мэр, отец Никодим, Марина, Христо, Букашка, Киркоров… За стеной – моя Серебристая Рыбка. Я не могу повернуть назад, не могу отказаться от своей жизни. Не могу отказаться от Марины.
А отряд погиб. Погиб по вине конунга Ахмата. По Уставу Наказаний УАМР конунг заслуживает казни. Но… Отец Никодим сильнее Устава, он может помочь.
Я вспомнил, как тепло попрощался с главой ОСОБи у бара Рустама. Христо, надежда еще теплится. Возрожденчество не умерло.