– Если вы любите ее так же, как и я, то оставите ее теперь в покое.
– Согласен, мастер Уорнер. И еще раз извините меня за несправедливое обвинение.
Кивнув, мой собеседник протянул мне руку:
– Прощайте, Мэтью.
– Прощайте, Роберт, благодарю вас, – сказал я и, помедлив, предупредил его: – Опасайтесь Ричарда Рича. Боюсь, я превратил его во врага королевы.
– Я не забуду об этом.
Я проехал рядом с Джеком по мосту через ров. Взгляд мой коснулся моря и вернулся обратно. Я глубоко вздохнул.
– Едем в Хойленд, – проговорил я. – А оттуда домой.
Повернув, мы поехали прочь от Портчестерского замка, удаляясь от моря.
Через два часа мы уже подъезжали по узкой дорожке к Хойлендскому приорству. Въехав в ворота, мы увидели дом. Цветы бедной Абигайль по большей части засохли, а на прежде опрятных лужайках выросла довольно высокая трава. Окна были закрыты ставнями, а мишени возле сестринского кладбища уже исчезли.
Еще недавно с облегчением вернулся на сушу, но тут, подъезжая к крыльцу, ощутил, что мягкая поступь коня вдруг уподобилась качке ненадежной палубы. Вцепившись в поводья, я остановил Нечета, и тяжело дыша, зажмурил глаза.
– С тобой все в порядке? – встревожился Барак.
– Да. Подожди минуту.
– Здесь Дирик.
Я открыл глаза. На ступенях крыльца в черном одеянии стоял Винсент, хмурившийся в нашу сторону. Вид его вернул мне силы: я не мог позволить этому человеку увидеть мою слабость. Дирик что-то крикнул через плечо в зал, и оттуда выбежал мальчишка, чтобы принять коней.
– Ну, вернулись, наконец, – произнес мой коллега своим скрипучим голосом, когда мы оказались рядом. – Прошло уже четыре дня. Мастер Хоббей вне себя от беспокойства. А где Эмма? Вы нашли ее?
Я невольно улыбнулся. Даже сейчас этот человек стремился казаться убедительным. Тем не менее я понимал, что он весьма встревожен и опасается, что может раскрыться все, что Хоббеи проделали над Эммой.
– Я нашел ее, Дирик. Однако она не захотела возвращаться со мной и убежала… я не знаю куда, – рассказал я.
– Мы слышали о гибели «Мэри-Роз», о нападении на остров Уайт…
– Французам не удалось захватить его. Но они по-прежнему торчат в Соленте, – ответил я.
К тому времени я уже согласился со своим помощником в том, что не надо ничего рассказывать здесь о нашем пребывании на борту «Мэри-Роз». Не было никакого смысла делать это.
– Лужайка начинает приобретать запущенный вид, – заметил я.
– Половина слуг разбежалась, – буркнул Винсент. – Ушла даже старая карга Урсула, потому что дом, видите ли, проклят. Все бросились в деревню заискивать перед Эттисом. Кстати, его выпустили из тюрьмы. Мастер Хоббей сдержал свое слово.
– А где сейчас мастер Николас?
– В своем кабинете. Он почти не выходит из него, если только не находится возле сына.
– А как себя чувствует Дэвид?
– Выздоравливает, но говорят, что впредь он не сможет толком ходить. И лишь одному Богу ведомо, что происходит в его голове. Боюсь, он может выложить всю историю, – добавил Дирик обидчивым тоном. – Парня следует поместить в такое место, где его можно будет держать под присмотром.
Я покосился на него. Слова коллеги напомнили мне о том, как Уэст и Рич защищали себя после изнасилования Эллен. Но с Дэвидом, подумал я, ничего подобного не случится, я позабочусь об этом.
Николас Хоббей сидел за своим столом. Едва войдя в кабинет, я сразу увидел, что печальную пустоту, пребывавшую на его лице после смерти Абигайль, сменило отчаянное рвение. Я заметил, что он похудел.
– Эмма! Вы привезли известия о ней? Мы так ждали… – В его голосе появилась старческая раздражительность.
– Нас задержали в Портсмуте. Там начались бои… – начал объяснять я.
– Да. Сюда пришло известие о гибели «Мэри-Роз». Но, сэр, Эмма…
Я глубоко вздохнул:
– Я нашел ее, но она снова убежала. Она оставила Портсмут, и я не знаю, где она находится сейчас.
На лице хозяина дома появилось уныние:
– Она, как и прежде… изображает своего брата?
– Полагаю, что она продолжает этот маскарад. Живет так, как привыкла за последние годы.
– Эмма не продержится долго на дороге. Она не взяла с собой денег, – вмешался в разговор Дирик.
– Возможно, что она попытается вступить в другую роту, – добавил я.
Хоббей застонал:
– Она спит в зеленых изгородях, крадет пропитание в садах…
Висент же добавил сердитым голосом:
– Ее в любой день могут поймать и разоблачить.
– Эмма умна, – возразил я. – Она скоро поймет, что не способна прокормить себя, что может попасться. Думаю, что по крайней мере, существует шанс на то, что она может найти меня.
– В Лондоне? – уточнил Николас.
– Я сказал ей, что беру на себя опеку над ней и что предоставлю ей возможность самостоятельно решить, что дальше делать со своей жизнью.
– Тогда будем молить Бога о том, чтобы она пришла к вам, – вздохнул Хоббей. – Я и сам намереваюсь перебраться в Лондон, продать это безрадостное поместье и купить небольшой домик где-нибудь в тихом уголке. Дэвиду в городе будет легче, и там мне удастся найти помощь для его болезни.
– Он болен, это точно, – подчеркнув слово «болен», произнес Дирик.
– По-вашему, я не знаю этого? – огрызнулся Хоббей, поворачиваясь ко мне. – За этот дом и леса я получу хорошие деньги. Сэр Люк Корембек уже выражал заинтересованность, – он обратился к своему адвокату с долей прежней уверенности: – Выговорите хорошую цену, Винсент. Я оставляю переговоры на вас. Все, что мы получим, пойдет нам с Дэвидом на прожитие на все будущие годы, как только… как только мы расплатимся с моими прошлыми долгами. Мастер Шардлейк, вы сохраните долю Эммы, если она не вернется к тому времени, когда Хойленд будет продан?
– Сохраню.
– Мы получили бы больше, если бы располагали лесом деревни, – пробурчал Дирик.
– Что ж, мы им не располагаем, – отозвался Николас. – Уезжайте завтра, Винсент, ведите переговоры из Лондона. Меня уже тошнит от вас, – добавил он. Лицо его адвоката помрачнело, а Хоббей повернулся ко мне: – Мастер Шардлейк, я хочу, чтобы вы, если не возражаете, посетили Дэвида. И уверили его в том, что не намереваетесь рассказывать кому бы то ни было о том, что случилось с его матерью.
Мне оставалось только кивнуть в знак согласия. Я и прежде ощущал необходимость сохранить эту историю в тайне, и мне нужно было лично увидеть, как себя чувствует Дэвид.
Мы с Хоббеем поднимались по лестнице. Он ступал неторопливо, опираясь на поручень, и внезапно заговорил: