– Люся! – сдавленно крикнула Лена.
Та достала серебристый телефон, провела пальцем по сенсорному экрану.
– Люся!
– Вот оно! – удовлетворенно сказала подруга.
Лена, удивляясь собственной прыти, мгновенно оказалась рядом. На маленьком экране длинноволосый Володя Магулов нес по институтскому коридору черный куб. Видео было темным, свет по вечерам приглушали.
– Вот оно, – повторила Люся. – Надо переписать.
Лена выдернула телефон из ее руки, бросила в сумку, потащила подругу к двери, потом по лестнице к себе в лабораторию.
И только оказавшись среди родных установок, перевела дыхание.
– Сегодня бельгийцы приезжают, – объяснила Люся. – Ирка сейчас у Марка Семеныча, а девок своих отправила помещения готовить и закуски покупать.
– А если бы кто-нибудь пришел?!
– Ну не пришел же.
– О Господи! – покачала головой Лена. – Ну что с тобой делать?
– Да ладно! – засмеялась Люся. – Мы с тобой гении.
– Гении, – подтвердила Лена.
– Значит, так, – Люся поудобнее устроилась в ее кресле. – В пятницу украли приборы, и Ирка это видела. В понедельник утром она начала шантажировать Магулова, это видела твоя Наталья.
– Люся!
– Точно шантажировала! Не спорь! Вечером в тот же день Ирка подкладывает прибор тебе… Она подложила! – посмотрев на Лену, подтвердила Люся. – Заставила беднягу второй раз камеры отключить и подкинула в сейф прибор. Ну и дела…
– Если Ирка действительно его шантажировала, тогда понятно, зачем он к Пахомову отправился. – Лена подвинула стул, села напротив. – То есть понятно, если Пахомов его подельник. Ирка видела Магулова, он занервничал и кинулся к охраннику советоваться.
– Ну да, – согласилась Люся. – Только Пахомов был уже того…
Она помолчала, повздыхала и упорхнула в приемную.
В обеденный перерыв подруги, сходив в столовую, завернули в садик покурить и уселись на ближайшей лавочке. День выдался прохладный, дул порывистый холодный ветер, но уходить из садика им не хотелось. Впрочем, ветра под деревьями почти не чувствовалось.
– Знаешь, у меня Нонна из головы не выходит. Как она тогда из кабинета вышла… Она, правда, была на себя не похожа.
– Ей стало плохо.
Нонна не отправляла страшного письма. И не только потому, что физически не могла этого сделать: кабинет заперла, а до дома еще не доехала. Она не могла подписаться «Нонна», если письмо было адресовано Дмитрию Михайловичу. Она подписалась бы одной буквой – «Н». И к нему обратилась бы не «Дима», а «Д». Брат и сестра всю жизнь писали другу записки и оставляли их под магнитным держателем на холодильнике. Записки были смешные, и маленькой Лене всегда доставляло огромное удовольствие угадывать, что пишут друг другу Лучинские. Например, записка «Д к х ц Н» означала «Дима, купи хлеб. Целую, Нонна», а записка «Н я б п ц Д» переводилась как «Нонна, я буду поздно. Целую, Дима». Если бы письмо по электронной почте отправила Нонна, там было бы написано «Д прости меня» или просто «Прости меня». Слова «прости меня» Нонна сокращать бы не стала, не тот случай, чтобы шутить, а вместо имени написала бы букву или не писала бы ничего. И подписываться не стала. Лена затруднялась объяснить, почему она в этом уверена, но не сомневалась ни секунды.
– Да, – кивнула Люся. – А я даже ничего не спросила. Надо было «Скорую» вызвать…
– Если все знать наперед… Жизнь была бы другая.
– Слушай, – задумалась подруга. – Если Дмитрий Михайлович узнает, что Ирка имеет отношение к ворованным приборам, что он сделает?
– Она же их не крала, – пожала плечами Лена.
– А видео у нее в телефоне? Как минимум кражу видела и никому не сказала.
– Это не преступление.
– Ну а все-таки?
– Люся, перестань. Она не может иметь отношения к приборам. Чтобы определить их ценность, нужно быть специалистом. Ни программист, ни охранник не могли знать, что именно эти приборы по всем параметрам лучше любых аналогов. Кто-то должен был объяснить этим… заказчикам кражи, что ради этого прибора стоит затеять столь сложное преступление.
– Лена! А ведь Ирка на переговорах присутствует, – ахнула Люся. – Могла услышать, скумекать и намекнуть кому-нибудь, что у нас столь ценные приборы есть. За большие деньги она на все способна.
– Исключено. Ничего она скумекать не могла. Даже я о приборах не все знаю, а я их собственными руками собираю. Это совершенно невозможно, у нее ни ума не хватит, ни квалификации. И о военной продукции ни на каких переговорах никогда не упоминают. Нет, за всем этим стоит кто-то другой. Полной информацией владеют только ведущие разработчики, а их немного. Человек пять-шесть, не больше.
– А Нонна все про приборы знала?
– Конечно.
– Господи! Так они, бандиты эти, теперь спецов уничтожают, что ли? Чтобы у нас никто технологию восстановить не мог?
– По-моему, ты бред несешь.
Подруги задумались и едва не вздрогнули от раздавшегося рядом негромкого голоса:
– О чем сплетничаем?
Ира появилась перед ними так неожиданно, словно возникла ниоткуда. На ней было очень красивое темно-бордовое платье из струящегося шелка. Красивое и неуместное в маленьком дворике старого института.
– Мы никогда не сплетничаем, – лениво процедила Люся. – Но ты себе такого представить не можешь.
– Ты хочешь сказать, – усмехнулась Ира, – что вы не сплетничаете, а я сплетничаю?
– Почему хочу? – удивилась Люся. – Я это уже сказала.
– Я тебя понимаю, – с жалостью кивнула Ирина. – Мужика нет, семьи нет, что еще остается, кроме как языком молоть? Помолчала бы лучше, твое дело чай подавать.
– Ты о своем мужике побеспокойся, – не выдержала Люся. – Тебе сейчас самое время это сделать!
– Что?!
– Люся! Перестань! – Лена вскочила и дернула ее за рукав. – Прекрати! Пойдем отсюда!
Она потащила Люсю ко входу в здание, потом к лифту и до конца рабочего дня, когда Сергей наконец за ней приехал, мучилась от непонятной сосущей тревоги.
Николай лежал на диване, смотрел в потолок и размышлял. О себе он всегда именно так и думал – Николай. Даже маленьким называл себя только так и домашних приучил. И дружков приучил, правда, те звали его Николой, но это лучше, чем Колькой, например, или, что уж совсем никуда не годится, Коляном. Сначала Николай размышлял под музыку, потом ее выключил – мешала думать.
Вчера опять приезжала сестрица Элька, сообщила между прочим, что Пашкина женушка подала на развод. Больше она ничего не добавила, и так все ясно. Они с сестрой понимали друг друга без слов. В детстве дрались, конечно, как же без этого, но родителям друг друга не закладывали, а в трудную минуту всегда выручали. И не то чтобы он очень уж любил сестру. Когда вместе жили, раздражала она его ужасно. А вот в армии скучал. Он опять с грустью подумал, что зря бросил институт, ошалев от непривычной свободы после опостылевшей школы. И еще подумал, что диплом получать все-таки придется. Надо поступить куда-нибудь, хоть на вечерний, хоть на заочный. В этом году уже не успеть – за два месяца школьный курс не восстановишь, а вот в следующем – обязательно. Он поморщился, вспомнив, что такие обещания дает себе каждый год. Ладно, это потом, сейчас нужно думать о деле.