Она подошла к окну, но за ним не было ничего, кроме темноты. Город замер и погружался в сон.
Мел сказала, что Норткот был самым близким другом ее мужа и что Джеймс готов доверить ему свою жизнь. Если герцог так высоко его ценит, значит, можно предположить, что он достаточно благороден, чтобы не предать беззащитную женщину. К тому же Джессике было известно, что Норткот отчаянно нуждался в деньгах. Он задолжал кредиторам и, чтобы расплатиться с ними, собирался продать родовое поместье.
Джессика закрыла глаза, и перед ней опять возник граф Норткот. На этот раз она представила, как исходящая от него несгибаемая мужественность окутывает ее, подобно невидимому плащу. Джессика позволила себе заглянуть в его пылающие глаза, с вызовом смотрящие на всех вокруг. И когда она оказалась под покровительством силы Норткота, то наконец ощутила себя в безопасности. Ей стало легко и спокойно.
Неужели такое возможно?
Ее сердце бешено забилось при мысли о том, что, вероятно, она нашла решение проблемы. В конце концов, разве граф вчера на балу не напугал до смерти весь лондонский свет? Она видела это собственными глазами. У Колина не хватит духу преследовать такого человека.
Джессика стала обдумывать эту идею, задавая те вопросы, ответы на которые помогли бы ей четко представить всю ситуацию. Разве Мел не говорила, как отчаянно он нуждается в браке с богатой женщиной? Ведь граф может скоро потерять свое родовое поместье, если только ему не удастся жениться на больших деньгах. А для нее такое замужество станет идеальным решением ее единственной и самой страшной из возможных проблем.
Брат больше не будет ей угрожать, а граф спасет поместье от продажи на торгах. Им обоим этот союз принесет только выгоду. Конечно, она никогда не будет требовать от него привилегий, полагающихся жене графа. Подумав, Джессика решила, что и сам Норткот не захочет выводить ее в свет в качестве своей супруги. Особенно когда узнает о ее тайне.
Джессика сдвинулась на самый краешек кресла, еще раз обдумывая свое решение. И с каждой секундой оно нравилось ей все больше. Ей было страшно вручать свою жизнь в руки незнакомого мужчины, но еще страшнее было знать, что ее сводный брат готов пойти на любую подлость, чтобы добраться до денег. Джессика почти не сомневалась – с помощью адвокатов Колин в итоге упрячет ее в сумасшедший дом.
Итак, решение было принято. Она тут же встала и дернула за шнур звонка.
– Ходжкисс, велите приготовить карету, – приказала Джессика.
Саймон вытянул длинные ноги к камину и удобнее уселся в большом кресле с кожаной обивкой темно-малинового цвета. Уютное сиденье с высокой спинкой было одним из немногих предметов мебели, которые остались в его лондонском доме.
Саймон потрогал треугольную дыру в коже, радуясь тому, что из-за этого дефекта кресло отказались принимать в залог. Он также радовался, что на кровати у изголовья обнаружилось пятно, а одна ножка у его письменного стола вдруг начала болтаться. В огромном доме оставалось совсем немного вещей, которые из-за всяких поломок пока не забрали кредиторы.
Саймон обвел взглядом полупустой кабинет, а потом взял бутылку со стола и вылил остатки янтарной жидкости к себе в бокал. Он выпил бренди залпом и поставил бутылку на пол. Та покачалась из стороны в сторону и упала.
Саймон хотел опьянеть. Ему надо было забыть о сегодняшнем дне.
Его слуга Санджай, которого он привез из Индии, словно прочитал его мысли. Темнокожий, небольшого роста мужчина пересек комнату и, как всегда очень тихо и осторожно, поставил на стол вторую бутылку, а потом нагнулся, чтобы взять пустую.
– Очень скоро ты начнешь жалеть, что поступил так по-глупому и настоял на том, чтобы ехать со мной в Англию, – сказал ему Саймон.
– Этого никогда не произойдет, хозяин. Моя мать и сестры живы только благодаря вам. Я сам живу только благодаря вам.
– Но Джая мертва.
– Потому что пришло ее время расстаться с жизнью, хозяин. Вы сделали все, что могли. И я благодарен вам. Одной жизни не хватит, чтобы отплатить вам за то, что вы сделали.
Санджай зажег еще несколько свечей и расставил их по разным углам комнаты. В кабинете стало светло, почти как днем. Но пламя огня не могло прогнать уныние, царившее в доме.
– Думаю, я должен буду найти вас в следующей жизни, – сказал Санджай, поправляя фитиль одной свечи, которая начала мигать и гаснуть. – Чтобы закончить начатое дело. Может, я вернусь к вам в теле осла, чтобы носить ваш груз и везти вас туда, куда вы захотите.
Саймон слегка улыбнулся, тронутый такой верностью индуса.
– Почему-то мне кажется, что из тебя выйдет плохой осел. – Он наполнил бокал бренди из новой бутылки и сделал глубокий глоток. Его голова сама откинулась на подушку, и Саймон закрыл глаза. – Хотя, может, твои боги правда обратят тебя в какое-нибудь животное. Боюсь, службу такому слабому хозяину они не сочтут полезным делом. Да ты и сам это понимаешь.
– Вы слабеете, только когда на ваше тело нападают злые духи. Рано или поздно вы справитесь с ними. – Санджай открыл тяжелые портьеры и впустил в кабинет свет от полной луны. – Лихорадка давно уже не приходила мучить вас, хозяин. Может, она нашла для этого более подходящую душу.
Санджай подбросил дров в камин, и Саймон уставился на танцующие языки пламени, подняв бокал к губам. Он сомневался, что ему когда-либо удастся справиться со «злыми духами».
Крепкий бренди, который он пил на протяжении последних двух часов, не давал нужного эффекта. Все его чувства омертвели, но блаженное опьянение так к нему и не пришло. Он ничего не забыл.
Сегодня Саймону удалось наконец съездить в Рейвнскрофт. Почти весь день лил дождь. Дорога туда проходила через ворота с изящными чугунными украшениями, которые больше не сверкали черной краской, – погода и отсутствие ухода сделали свое дело.
Он ехал по длинной аллее, которая вела в родовое поместье, со смешанным чувством страха и нетерпения. Его сердце болезненно сжалось, когда из-за деревьев появилась лужайка перед домом. Он в смятении увидел, что та заросла сорняками, а кругом валялись упавшие ветки.
Дом его детства выглядел пустым и брошенным. Глубоко вдохнув, Саймон поднялся по знакомым семи ступеням крыльца и открыл тяжелую дубовую дверь здания, которое принадлежало его семье почти триста лет. Чтобы обойти весь дом, ему понадобился почти час. И с каждой минутой блуждания по голым пыльным комнатам Саймону становилось все тяжелее смотреть вокруг.
Из поместья исчезли все вещи, которые собирали многие поколения Норткотов. Но он все упрямо шагал из одного зала в другой, и его шаги эхом отражались от дубового пола. Еще несколько лет назад красивые турецкие ковры смягчили бы этот звук. Их многоцветные узоры и мягкий ворс превращали огромное архитектурное чудо в теплое и уютное место для жизни.
Полотна Гейнсборо, прежде висевшие в гостиной над камином и возле письменного стола, исчезли, как и два пейзажа Рейнольдса, а также картина современного художника Джона Милле. Мебель тоже всю вывезли, за исключением некоторых, не имеющих никакой ценности, предметов.