— О ком это вы? — хмыкнула Женя.
— О нем, — подмигнула Эмма Павловна. — О мужчине. Последнем из могикан.
И в ее голосе просквозило что-то жалкое и безысходное. Такое, берущее за душу, в которую она не верила, что Евгений услышал, как Женя сразу пообещала:
— Я чирикну, если что.
— Ничего нет на свете хуже одиночества! — высказался возле своей двери Гавриил. — Ребята, живите дружно! Любите друг друга, рожайте детей, стройте древо, сажайте дом, умирайте в один день… Как это все прекрасно! Поверьте мне, я видел бездну. Она разверзлась подо мной своей шпагатной пастью. Она поманила меня моим же пододеяльником. А я так часто ее провоцировал.
— И вот она подловила тебя в самый неподходящий момент, — высказал его мысль Евгений, чтобы закруглить ситуацию.
— Да уж, — согласился с ним Гавриил. — Умереть от несчастной любви гораздо почетнее, чем свалиться с балкона, запутавшись в постельном белье!
— Не нужно совсем умирать, — сказала Женя. — И переживать по поводу любви не нужно. Вы ведь не знаете, какие чувства ваша возлюбленная к вам питает? Не знаете. Между прочим, нужно узнать. Нельзя сидеть, сложа руки и страдая непонятно от чего.
— Нельзя, — согласился с ней Гавриил. — Ребята, может, чайку?
— Нет! — отрезал Евгений, вспомнив Эмму Павловну. — В следующий раз!
— Эх, ребята, — горестно вздохнул Гавриил. — Следующего раза может и не быть. Вот так среди бела дня выйдешь на балкон после постирушки, а тебя судьба прихлопнет, как насекомое: бац — и все.
— Отдыхайте, — сказала Женя. — А я пойду на улицу, поищу на клумбе, а если там не найду, загляну к нижним соседям и попрошу у них ваш пододеяльник. Он же, кажется, вниз упал? Постираю его и отдам. У нас тоже есть стиральная машинка. Хоть и старенькая.
— У нас, — грустно повторил Гавриил. — Вы двое. И это прекрасно.
— Все, — прервал его Евгений, — мы пошли!
— Идите, — кивнул тот. — А я буду жить здесь. На этих одиноких ступеньках…
— В чем дело?! — начинал злиться Евгений.
— Разве не понятно, — развел руками Гавриил. — У меня английский замок.
— Но это же прошлый век!
— Ну, знаете ли, и мне не семнадцать…
— У вас захлопнулась дверь?! — догадалась наконец-то и Женя. — Не переживайте, никто вас не бросит. Пойдемте с нами!
— С нами?! — взревел Евгений.
— С нами! Вызовем слесаря из домоуправления… Правда, сегодня суббота. Но там должна работать дежурная бригада.
— Спасибо, Женька, — искренне обрадовался Гавриил. — Ты добрая девушка. Женька тоже хороший парень, но он сейчас без ума от тебя.
— Что?!
Вопрос остался без ответа.
Евгений мучился морально, что отражалось на его физическом состоянии, словно это он летел с балкона, прикрываясь пододеяльником. Эта Женечка все-таки привела в квартиру соседа! Да, пусть тот пострадал: пережил падение в бездну, истощил нервную систему, напугал Эмму… Хм, чуть не позволил ей начать надеяться на что-то большее… Ладно! Хорошо. Все это понятно. Но чужого мужика в дом тащить-то зачем?! Можно было его на лестничной клетке накормить-напоить и пинком под зад выдворить, как только ребята из службы спасения осуществят ему доступ на занимаемую жилплощадь. А то они играют роль этих самых ребят.
— Гаврюша, а вы какой чай пьете? — тем временем раздался голосок Женечки. — Черный байховый или зеленый противный?
— Фу, — с раздражением отметил Евгений, какой у нее голос приторный, когда Женечка назло ему говорит про противный зеленый чай. Ведь это он, Евгений, сейчас этот чай пьет.
— Черный, — кивнул Жене Гавриил, распластавшись на столе с локтями.
Ольга Геральдовна терпеть не могла, когда Евгений вот так ложился на стол и раскисал. Интересно, что бы она сказала, увидев Гавриила в подобной позе?
— Локти со стола убери, — пробурчал Евгений.
— Ну что ты его цепляешь, — возмутилась тут же Женя. — Человек чуть ли не с неба свалился! Он пережил такой стресс. Вам, Гавриил, чай с сахаром или с вареньем?
— Мне, — грубо сказал Евгений, — тоже с сахаром!
Он не понимал, что с ним творится. С одной стороны, ему было жалко разнесчастного соседа, которому очень не везло в жизни из-за его несносного характера. С другой стороны, почему его должна жалеть именно Женя, а не какая-то там продавщица, в которую сосед безнадежно влюблен?!
А тут еще Матильда подошла и принялась тереться об ноги Гаврилы. Такого предательства от любимой кошки Евгений не ожидал! Это что, круговая женская порука?! Все особи женского рода жалеют мужика с неудавшейся личной жизнью? Ему что, тоже прыгнуть с балкона, завернувшись в простыню, чтобы обеспечить себе ласку и заботу?! И следует заметить — не чью-то заботу, а Женину. Придется признаться еще раз самому себе в том, что он, как и Гавриил в свою продавщицу, безнадежно в Евгению влюблен.
Пока Женя щебетала соседу про выбор варенья, стоя возле распахнутого кухонного шкафчика, Евгений поднялся из-за стола и взял горячий чайник. Разлил чай по кружкам: себе и Гавриле — зеленого, Жене — черного. Положил в чашки по здоровенному куску сахара и сунул соседу ложку, кивая в знак того, чтобы тот размешал.
— Я хотел черного, — простонал Гаврила.
— И он не хотел с сахаром, — удивилась внезапному порыву Евгения Женя.
— Я тоже кое-чего сегодня хотел, — возмутился Евгений. — Но был вынужден доставать, возиться и выслушивать.
— Я, ребята, пожалуй, пойду, — привстал Гаврила.
— Не вздумайте! — запротестовала Женя.
— Сиди, — хлопнул его по плечу Евгений. — Чай пей. С сахаром. От варенья возникает изжога.
— Видите, — кивнула в его сторону Женя, — это он о вас так заботится.
— Спасибо вам, ребята. А то я подумал, что стал обузой для всех.
— Что вы, Гавриил! Смотрите, вас и Мотька обожает!
— Ага, — хмыкнул Евгений, — всю свою блохастую плешь об тебя вытерла.
— Евгений! Зачем ты так говоришь о нашей кошке?! — воскликнула Женя.
О нашей?! Он поразился. Что она хотела этим сказать? Не придется ли им вскоре делить имущество и разъезжаться? Что значит, «наша кошка», если она принадлежит и всегда принадлежала Ольге Геральдовне?!
Женя не обращала на все это внимания. Ясно, что она была занята сейчас проблемами обездоленного страдальца. Евгений тоже решил замолчать, хотя бы на тот момент, пока пьет чай. За кухонным столиком воцарилась тишина…
— Ребята, какие вы хорошие! — наконец произнес довольный Гаврила, когда чай в его кружке закончился. Он был так рад спасению, что не чувствовал возникшего между хозяевами квартиры напряжения. — Как я вас люблю!