За окнами готовился к взлету небольшой самолет. Завращались пропеллеры, что-то дрогнуло, и самолет покатился, набирая скорость, задрал нос и воспарил. Есть много образов, передающих ощущение детства, и один из них – вон там, за окошком. Что оставалось Терезе? Ничего. Разве что представлять, как где-то далеко-далеко Сесили тоже парит над землей.
– Ты что, дурачишь меня? – воскликнул Билл. Они стояли наверху в гостиной, и, насколько могла судить Тереза, миссис Хесситер за это время даже не шелохнулась. Билл помахал письмом в воздухе. Его лицо налилось краской, а еще недавно чуть тронутые сединой волосы все больше наливались белизной. Он старился на глазах.
– У тебя больное сердце, – напомнила Тереза. – Умоляю. Я не хочу еще и тебя потерять.
– А что это ты такая спокойная? – спросил он. В глазах блеснуло подозрение. – Ты все знала, да? Конечно, она ж вся в тебя. Яблоко от яблоньки. Эта мерзавка все тебе рассказала, и ты позволила ей уйти!
– Неправда, – проговорила Тереза. Ею и впрямь овладело какое-то непостижимое спокойствие, как будто ее опоили снотворным или наркотиком. «Люблю тебя всю, без остатка». Тереза никогда ничего не скрывала от мужа, но тот альбом она показывать не стала. – Да я понятия не имела! Я только что ездила в аэропорт, надеялась остановить ее.
Билл бросил взгляд на часы.
– Собирайся, мы едем. Она еще не вылетела из Нью-Йорка. Международные рейсы отправляются ночью. У нас целый день впереди. Да я этот чертов аэропорт наизнанку выверну!
– Это ты про рейсы запад – восток, – возразила Тереза. – Они вылетают вечером. А по направлению север – юг – те вылетают с утра.
Она понятия не имела, что несет, и даже не поняла, откуда взялась у нее эта мысль.
– Поедем так или иначе, – настаивал Билл. – Мы что же, совсем безответственные? Я уверен, она ждет, когда мы появимся.
– Билл, иди сюда и присядь.
Тереза подвела его к кушетке, и он уныло сел, сложив руки на коленях. И вдруг с неожиданной силой внезапно вскочил.
– Некогда нам рассиживаться!
– Мы не полетим в Нью-Йорк, – сказала Тереза.
– Сесили нас ждет, – настаивал Билл. – Наверняка медлит у выхода, все время оглядывается в надежде, что мы появимся… В восемнадцать лет подобные вещи так просто с рук не сходят.
– Сейчас у нее на уме лишь один человек, – печально проговорила Тереза. – И это не ты и не я.
– Я даже думать не могу об этом мальчишке! – рассердился Билл. – Если я о нем буду думать, то лишусь рассудка.
– У нее своя жизнь, Билл.
– Да вы сговорились, – простонал он.
– Нет, я просто…
Как объяснишь ему это чувство? Терезу беспокоило то, что при виде Габриеля ее охватило приятное волнение. Такого она от себя не ожидала. Ее дочь – живой человек, у нее своя жизнь. Когда Тереза покинула отчий дом, с ней произошло много удивительного, и в результате она оказалась здесь, на острове.
– Я думала, ее отъезд меня прикончит. А вот нет, пережила. Как видно, само ожидание было гораздо хуже. Она уехала, Билл. Все. Нам больше не надо волноваться, как ее удержать. В каком-то смысле мы свободны.
– Да ты лишилась рассудка, – ответил он. – Дорогая моя, она ведь не в летний лагерь поехала. И не в колледж. И ни в какое другое место, где относительно безопасно и где мы могли бы держать ее под присмотром. Нет! Она улетела в Бразилию, чтобы спать там с парнем, о котором мы не имеем ни малейшего представления!
– Я немного не про то. Просто я знаю, что она вернется, – сказала Тереза. – В отличие от В. Т. Сесили вернется.
Билл рухнул на диван.
– О боже, – выдохнул он.
Вдруг с лестницы послышались шаги, и в гостиной возникла миссис Хесситер. Она выжидающе смотрела на Терезу.
– Завтрак в вестибюле отеля, – сказала Тереза. – За наш счет, все бесплатно. Отправляйтесь туда и кушайте сколько захотите.
– Я уже позавтракала, – проговорила гостья. – Мне нужно вам кое-что сообщить.
Так значит, она их услышала.
– Миссис Хесситер, у нас тут семейный разговор, – сказала Тереза. – И мы, наверное, шумим. Вы простите.
– Ничего страшного, – пробормотала та и добавила, взглянув на свои руки: – Я тоже мать и все понимаю.
У Терезы возникло недоброе предчувствие.
– Вы общались с моей дочерью? Видели ее прошлой ночью?
Водянистые глаза миссис Хесситер искали встречи с глазами Терезы, потом с глазами Билла. Но едва она успела открыть рот, как Билл направил на нее указующий перст и резким тоном спросил:
– Вам известно, где наша дочь? Отвечайте.
Миссис Хесситер неспешно кивнула.
– Прошлой ночью я рассуждала не как мать. Нынешние детки так быстро растут. Мой сынок в этом возрасте был несмышленышем.
– Что вы сделали? – спросил Билл. Тереза впилась ногтями в бархатистую кожу дивана. – Что вы сделали с нашей Сесили?
Гостья набрала полную грудь воздуха.
– Я дала ей денег на поездку.
Терезу вдруг покинула вся ее благость, как будто душа отделилась от тела. Дала Сесили деньги?! Они впустили эту проходимку в дом, и та нарушила хрупкое равновесие, которое они с таким трудом поддерживали. Чаша весов перевесила, и дочурка умчалась в Бразилию с чужими деньгами в кармане.
Первым опомнился Билл:
– Я поражаюсь вашему хладнокровию. Да как вы смели?
– Просите. Я все поняла лишь с утра. Пусть бы оставалось как есть, но в тот момент меня обуяла гордыня.
– Какая еще гордыня? – возмутился Билл.
Миссис Хесситер взглянула на супругов, обвела глазами комнату. Кожаный диван, турецкие ковры.
– Я – уборщица в частной школе, где училась ваша дочь. В Мидлсексе. Прибираю в комнатах уже двадцать один год.
– Так вы ее знаете по Мидлсексу? – спросила Тереза.
– Мы не были знакомы, – ответила миссис Хесситер. – Я не знала, что у вас отель. Но когда я встретила здесь вашу дочь, то не смогла удержаться. Детки никогда меня особо не замечают. Вежливы, обходительны – да, но я все равно для них лишь уборщица. Они такие молодые, красивые, богатые. А мне хотелось доказать, что и я на что-то способна, не только постели перестилать да туалеты драить. Так что я дала ей четыреста восемьдесят шесть долларов. Эти деньги я заработала.
– Ну, надеюсь, вы счастливы! – завопил Билл. – Потому что теперь мы остались без дочери. Причем у нас совершенно связаны руки, миссис Хесситер, и все благодаря вам.
– Билл, – проговорила Тереза и стиснула его ладонь. Пожалуй, впервые за всю совместную жизнь она видела его таким рассерженным. Перед ними, понуро ссутулившись, стояла миссис Хесситер в нелепых цветастых башмаках. От мысли, что женщине в преклонном возрасте взбрело в голову доказывать что-то соплячке, Терезе стало нестерпимо ее жаль. Она всеми силами старалась не поддаваться этому чувству, но ничего не могла с собой поделать. Бедняжка отдала Сесили собственные деньги, по сути, лишь ускорив неизбежное.