– Это верно, – поддержал я старика. Было понятно, что ему есть чего вспомнить. Жизнь у него была богата не только на уголовные расследования.
– Ну, так вот, – продолжал он, – Бузько, получив от ворот поворот, ушел, крепко расстроенный. После чего не звонил, не караулил возле подъезда или работы, что Снежану Шилохвост немного удивляло, поскольку она ожидала, что Бузько не даст ей покоя, по крайней мере, первое время. Как оказалось, Филипп Бузько, несмотря на то, что пропал из жизни Снежаны, этот разрыв с ней пережить не смог, отнюдь не успокоился и ровно через три года, а конкретно одиннадцатого августа девяностого года, решил ей отомстить… Так вот, когда их отношения еще имели место быть, Филипп как-то поделился с ней своей мечтой: уехать в Москву и начать там свое дело.
«Какое?» – спросила Снежана.
«Хочу сделаться классным фотографом. Таким, чтобы нарасхват. Ну, модным, в общем. Снимать разных знаменитостей. И открыть свою фотостудию или салон», – ответил Филипп.
«Но на это нужны большие деньги», – возразила она.
«Деньги будут», – заверил ее Филипп и как-то загадочно и недобро улыбнулся…
Это навело меня на мысль, что, возможно, отлежавшись на тайной квартире после побега из психбольницы, Бузько рванул в Москву, где затеряться намного проще, нежели в Рязани, и где можно попробовать осуществить свою давнюю мечту о фотографическом салоне. Что касается денег на салон, то способ, как их добыть, Бузько, кажется, нашел: грабить женщин после их убийства и изнасилования…
– То есть вы, как следователь, были практически уверены, что Филипп Бузько и есть тот самый «измайловский маньяк», убивший и изнасиловавший четырех женщин в девяносто третьем году и еще четырех женщин в девяносто пятом? – спросил я, снова воспользовавшись паузой в рассказе старика.
– Да, к тому времени я был уже уверен, – кивнул Николай Павлович. – По возвращении в Москву я стал копать с удвоенной энергией. Выяснил, что в конце девяносто третьего года в частную стоматологическую клинику на Покровке обращался по поводу протезирования зубов некто Филипп Амвросиевич Бузько, одна тысяча шестьдесят шестого года рождения, уроженец города Рязани, паспорт такой-то, выдан тогда-то, прописан там-то. Путем запроса в Рязань и сопоставления паспортных данных и прописки я выяснил, что Филипп Амвросиевич Бузько, проходивший лечение зубов в частной стоматологической поликлинике на улице Покровке и отвергнутый бывший ухажер Снежаны Шилохвост Филипп Бузько, совершивший побег из специального отделения Рязанской психиатрической областной больницы имени Баженова и разыскиваемый милицией с целью возвращения его в указанное заведение, – это одно и то же лицо. Так у нас появилась фотография главного подозреваемого в серии убийств и изнасилований в Измайловском парке. И как только началось патрулирование парка и были расставлены ловушки для маньяка, убийства и изнасилования в Измайловском парке резко прекратилась. Ну, как отрезало! Словно преступник почувствовал, что к нему подбираются. А в последних числах девяносто пятого года был найден обгоревший труп Филиппа Бузько с проломленной в нескольких местах головой. Нашли тело маньяка в том же Измайловском парке, недалеко от сгоревшей дачи скульптора Меркурова…
– Как так? – опешил я.
– А вот так, – ответил Николай Павлович. – Верхняя часть тела, примерно по пояс, сильно обгорела. Однако в кармане брюк были обнаружены ключи и сложенный пополам конверт с письмом, адресованным Филиппу Бузько и напечатанным на бланке журнала «Бурда». Там было всего несколько строк: «Уважаемый Филипп Амвросиевич. К сожалению, ваши фотографии не подошли нашему журналу. Успехов». Ну, как-то так… На конверте письма стоял его московский адрес…
Знаменский снова замолчал. Похоже, он устал рассказывать. Да и я начинал уставать его слушать. Старики ведь бывают очень разговорчивыми. Иногда их просто не остановить. И, чтобы подвести рассказ Николая Павловича к скорейшему завершению, я сказал:
– И вы, конечно, поехали по адресу, указанному в письме…
– Естественно, – посмотрел на меня как на малого ребенка бывший следователь прокуратуры. – Приехали и обнаружили при досмотре квартиры, которую он снимал, паспорт на имя Филиппа Амвросиевича Бузько, его личные вещи и кое-что из похищенного у убитых и изнасилованных им женщин. В частности, серебряный браслет в виде змейки, который был на руке предпоследней его жертвы Алины Авербах. Все, дело об «измайловском маньяке» можно было закрывать…
– А вы не задавались вопросом, что тот, кому проломили в нескольких местах голову и наполовину сожгли в запущенной части Измайловского парка, вовсе не Филипп Бузько, а кто-то другой? – посмотрел я прямо в бесцветные глаза бывшего следователя прокуратуры. – И это просто ловкая махинация маньяка, подставившего вместо себя другого человека? Ведь события девяносто седьмого года, когда в Измайловском парке возобновились убийства и изнасилования женщин, причем в той же последовательности и тем же самым способом, что в девяносто третьем и в девяносто пятом, явно указывали на то, что Филипп Бузько жив! И, скорее всего, подставил вместо себя кого-то другого, присвоив его имя и фамилию.
– Представьте себе, я задавался таким вопросом! – обиженно произнес Николай Павлович. – Но на дворе только-только закончился девяносто пятый год, и до девяносто седьмого года, когда возобновились нападения маньяка на женщин с тем же почерком, было еще два года. Ведь после нахождения наполовину сгоревшего трупа с письмом на имя Филиппа Бузько в кармане убийства и изнасилования в Измайловском парке совершенно прекратились! На тот момент вполне могло быть, что убит все-таки настоящий Бузько, которого выследили и прикончили родственники загубленных им женщин. Такое в моей практике случалось. К тому же начальство успокоилось и потребовало в приказном порядке закрыть дело маньяка Филиппа Бузько и сдать все материалы в архив. Что и было мной исполнено…
– А как шли дела у вашего товарища майора Томилина, что занимался розысками вялотекущего шизофреника Ильгиза Карабаева? – на всякий случай поинтересовался я.
– Он его нашел, – сказал Знаменский. – В Казани. Карабаев из города выехать то ли не смог, то ли не захотел и начал промышлять своими прежними занятиями в местном парке культуры и отдыха имени Горького. Это большой старинный парк, испещренный оврагами, и там также имеются запущенные и заросшие места, которые редко кто посещает. Недаром же до революции парк этот из-за гористой и овражистой местности назывался Русской Швейцарией. Кстати, он находится совсем недалеко от той самой психиатрической больницы, из которой Карабаев и сбежал. На той же улице, буквально по соседству. Так вот, Ильгиз Карабаев в парке выслеживал женщин, желающих уединиться для отправления естественных надобностей, шел за ними, и потом, когда они находили укромное место и садились справить нужду, подходил к ним в самый для них неподходящий момент и душил. После чего насиловал и уходил, забрав деньги, драгоценности и так далее. Забирал он и дамские сумочки. Иногда снимал с женщин приглянувшуюся одежду и уносил с собой. Было зафиксировано два таких случая. В третий раз была задействована сотрудница милиции, на которую «клюнул» Карабаев. Когда она присела, он подошел, но только попытался накинуть на ее шею веревку, как она вскочила, нанесла ему удар в область паха, а потом собственноручно скрутила его и доставила в отделение милиции. Снова был суд, Карабаева опять поместили в эту казанскую психушку, где он через год умер от расстройства дыхания и остановки сердечной деятельности после проведения очередного сеанса электросудорожной терапии.