Я резко поежился, отчего смартфон в моей руке дернулся и осветил на время стены подвала. Они были кирпичными и тоже покрыты инеем.
Шестая ступень, седьмая…
Как здесь холодно. Намного холоднее, чем на улице. Или это только так кажется?
Восьмая ступень, девятая…
Нет, и правда, здесь очень холодно. Только этот холод перемешан с тревогой и страхом. Не моим, чужим (хотя и мне как-то не по себе). Словно некое зло растворено в воздухе этого подвала.
Паршивое место, прямо скажу. Понятно, это подвал. Но скверных мест предостаточно и снаружи…
Вы не замечали, что в различных районах Москвы и даже на разных улицах воздух неодинаков? Не с точки зрения экологии, а с точки зрения настроения, тепла, благости и света. Скажем, Арбат – теплый. Новый Арбат – похолоднее. Проспект Мира – домашний какой-то и тоже теплый. Но стоит с него свернуть и пройти метров сто, как на вас начинает буквально веять недоброжелательностью. Она буквально растворена в воздухе. Она отнимает силы, и вы еле плететесь. И через триста метров высовываете от усталости язык, как запыхавшаяся собака.
Есть в Москве даже такие дворы, проходя которые хочется скорее их миновать, настолько воздух густ какой-то озлобленностью. И когда идешь через него, то будто пробираешься через вату, и настроение падает ниже плинтуса.
А есть дворы располагающие. Хочется посидеть на лавочке, подумать, даже где-то помечтать… В этих дворах благостно. Тихо и спокойно, даже если где-то верещит автомобильная сигнализация, и то не хочется уходить…
Десятая ступень, одиннадцатая…
Вот я ступил на пол, он залитый бетоном. Свет моего смартфона высветил обстановку подвала: несколько пластмассовых стульев, колченогую тумбочку с тарелкой и кружкой на ней, керосиновый обогреватель, причем явно не китайской сборки, и возле него настоящую кровать с металлическими спинками, застеленную вполне приличным некогда бельем. Ого! Кто-то здесь устроил себе вполне сносное логово, правда, посещает его, похоже, не каждый день. Тогда зачем все эти изыски: настоящая кровать, постельное белье, керосиновый обогреватель, явно дорогой? На жилье бомжа это явно непохоже. И с какой целью этот подвал посещает шеф-повар Борис Шацкий, если пухлый большеголовый человек, конечно, он?
Фонариком смартфона я осветил подвал, метр за метром, у дальней стены подвала увидел нишу. Рядом валялось несколько почти сгнивших досок. Возможно, ниша была некогда подобием встроенного шкафа с полками, на которых хранились продукты. Сейчас она пуста. Нет, в качестве склада подвал не используется. Тогда какого хрена делает здесь шеф-повар Шацкий?
Я сделал шаг, другой и стукнулся обо что-то головой. Поднял взгляд и увидел керосиновую лампу, подвешенную у потолку. Вот и освещение. Кстати, а где в Москве можно купить керосин?
Подойдя к кровати, я откинул покрывало. Под ним простыня в бурых пятнах. Кровь? Я направил свет фонарика на эти пятна, и он выхватил одну из спинок кровати, ту, что в изголовье. К трубе спинки с обоих концов были привязаны ремни с петлями на концах.
Догадка молнией мелькнула в моей голове. Я перевел свет фонарика на спинку в ногах. Та же картина: ремни с петлями по краям спинки. Положив человека на такую кровать и связав его руки и ноги ремнями, можно делать с ним все, что угодно. Выходит, я нашел логово маньяка? И этот маньяк – затюканный жесткой и волевой владелицей кафе «Берлога» Клементиной Арнольдовной ее супруг шеф-повар кафе Борис Шацкий?
В это время снаружи послышался какой-то шум. Я едва успел метнуться к нише и выключить фонарик смартфона, как дверь подвала открылась, и по ступеням скатился и свалился на пол какой-то мешок. Я буквально вжался в заиндевелые стены, но все равно, если пройти на середину подвала и оглядеться вокруг, меня станет видно. Надеюсь, что специально маньяк этого делать не будет, ведь он не знает, что в подвале есть я, и если даже заметит, то не сразу…
А когда заметит, что я буду делать?
Я засунул руку в карман, нащупал в нем связку ключей, сжал их в ладони и медленно достал руку. Говорят, спичечный коробок, зажатый в руке, значительно увеличивает силу удара. Значит, связка металлических ключей, зажатая в кулаке, должна увеличить силу удара в несколько раз. Так это или нет, мне рассуждать некогда. К тому же, кроме моего кулака с зажатыми в нем ключами, больше никакого оружия у меня не имеется.
Мешок на полу зашевелился. В нем явно не картошка. Послышалось приглушенное мычание, в котором было столько отчаяния и страха, что мне стало не по себе.
Следом за мешком в подвал спустилась… женщина. Дверь подвала была открыта, и из нее на пол падал сноп света. Это помогало мне разглядеть в женщине… директрису кафе «Берлога» Клементину Арнольдовну Шацкую. Она пнула ногой мешок и зашипела:
– Замолчи, сука!
Выходит, я не ошибся. В мешке человек. Это что же получается: маньяк не мужчина, а женщина?
Однако выводы мои оказались преждевременными. За женщиной в подвал спустился не кто иной, как ее супруг Борис. Ясно. Они работают на пару… Сладкая парочка!
– Давай ее на кровать, – приглушенно говорит Шацкая.
Голос Тины звучал здесь, в подвале, иначе, нежели когда она давала нам в своем кабинете интервью. В этом голосе не было ни намека на сомнения и какие-либо колебания. Шацкая отлично знала, что делает. Очевидно, такое происходило не впервые…
Шеф-повар с большим трудом поднял мешок и положил его на кровать. Силенок у него маловато, и это немного успокоило меня.
Тина тем временем наклонилась к обогревателю, повернула там какую-то хреновину и зажгла аппарат. Потом зажгла лампу под потолком, подправив фитиль, и подвал осветился неярким светом, вполне достаточным, чтобы снять на камеру смартфона самих Шацких и их действия. Конечно, до определенного момента.
Борис стянул мешок, под которым оказалась рыжеволосая девушка в курточке и джинсах, связанная широким скотчем по рукам и ногам. Она чем-то напоминала Ларису Бекетову, найденную в парке у болотца. Рот у девушки был тоже заклеен скотчем. Из ниши мне не было видно выражение ее глаз, но, надо полагать, они были исполнены ужаса…
Кажется, девушка уже не могла издавать никаких звуков и лишь извивалась, тщетно пытаясь высвободиться от клейких пут.
– Ну что, милашка, поиграем? – сахарно произнесла Клементина и присела на кровать к девушке. Борис сел напротив них на пластмассовый стул, наблюдая, как Шацкая стягивает с девушки джинсы вместе с колготками. Когда у девушки обнажились трусики, шеф-повар расстегнул ширинку и засунул туда руку, издав тоненький стон.
– Что, Боренька, хорошо тебе? – спросила Клементина, не поворачивая головы. – Сладко?
– Да-а‑а, – хрипло выдавил из себя шеф-повар.
– Сейчас, милый, будет еще слаще. Не торопись, мой хороший…
Пальцы Шацкой коснулись оголенного низа живота извивающейся девушки. Прошло полминуты, и она, мелко задрожав, запрокинула голову и издала хриплый стон.