Мы объединяем наши усилия с Китаем, когда речь идет об экономических вопросах, торговле, капиталовложениях и финансировании долга США за счет положительного торгового сальдо Китая, из-за которого экономики США и Китая оказались тесно переплетенными261. Мы искали их поддержки в решении острых вопросов, начиная с Ливии и кончая Ираном и Пакистаном. Но когда речь идет о глобальных делах, мы сталкиваемся с четкой гранью, разделяющей наши интересы. Китайцы видят в нас вызов и себе тоже – они являются возвышающейся державой, а мы уже устоявшейся; они пробивают себе путь наверх, а мы не пускаем их туда.
С позиции Пекина американские заверения, напротив, не выдерживают критики262, «поворот к Азии» звучит во многом как «сдерживание Китая»263. Им представляется, будто Обама завел долгие дебаты по поводу того, «привлекать» или «сдерживать» Китай, в пользу последнего. Америка резко обострила свою риторику по Китаю и объявила о своем намерении противостоять его амбициям в Азии и Африке. Америка считает, «что мы продолжаем оставаться тем, кем мы были вот уже семь десятилетий, – ведущей военной державой в Азиатско-Тихоокеанском регионе, обеспечивающей мир и стабильность». Упор на слове «военная» – это как раз то, что беспокоит Китай264. Мы куем новые военные связи с Индией, Вьетнамом и Филиппинами, заигрываем с Мьянмой и Монголией и добиваемся соглашения о зоне свободной торговли (так называемое Транс-Тихоокеанское партнерство, или, сокращенно, ТТП) с несколькими азиатскими странами для их более тесной привязки к Америке. Пекин все эти усилия рассматривает как компоненты стратегии, нацеленной на то, чтобы загнать его в угол. «В стратегическом плане Китай больше всего боится, – пишет Генри Киссинджер, – что внешняя держава или державы разместят военные зоны базирования по периметру границ Китая, с которых можно будет посягать на его территорию и вмешиваться в его внутренние дела. Когда Китай в прошлом считал, что сталкивается с такой угрозой, он начинал войну… в Корее в 1950 году, против Индии в 1962 году, вдоль северной границы с Советским Союзом в 1969 году и против Вьетнама в 1979 году»265. Китай не думает сейчас о войне с Америкой, но инстинкт подсказывает ему, что надо создавать возможность для противостояния американскому давлению и выражать несогласие с попыткой Америки окружить его, а это может быть опасным путем к конфронтации.
Признаки возрастающего влияния Китая видны повсюду и очевидны для американских руководителей. Как отметил один высокопоставленный представитель администрации, «мы прибываем то в одну, то в другую страну через аэропорты, построенные Китаем, и встречаемся с руководителями [этих стран] в новых зданиях, оплаченных Китаем». В Пакистане Холбруку неоднократно говорили: «Мы можем показать мост, построенный здесь Китаем, но не можем показать мост, построенный вами». И все же внимание Америки было обращено на региональные задворки Китая. В недавних мудрых советах Генри Киссинджера, а также Збигнева Бжезинского о том, как вести дела с Китаем, во главу угла ставится вопрос поддержания баланса сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе – широко рассматриваемом как дуга, простершаяся от Японского моря до Малаккского пролива266.
Китай, однако, уже рассматривает Восточную и Западную Азию (термин, который он использует для Ближнего Востока) как связанные между собой части. К примеру, в июле 2012 года, после нескольких месяцев уговоров, китайцы в итоге согласились на переговоры с эмиссарами США по Афганистану и Пакистану. Однако дипломаты США прибыли в Пекин вскоре после возникших в Южно-Китайском море напряженностей с участием китайских и филиппинских боевых кораблей в конфликте у отмели Скарборо [25] , небольшом скоплении рифов и скал с лагуной, расположенной всего в 120 милях к западу от Лузона (самый крупный остров Филиппин в восточной части Южно-Китайского моря). Китайцы обвиняли Соединенные Штаты в кризисе и отказывались обсуждать вопрос о Пакистане, говоря своему американскому собеседнику следующее: «Сейчас возникли новые проблемы, подобно Южно-Китайскому морю, возникшему на горизонте, что требует нашего внимания». Китайцы не подразделяют мир на конфигурацию отдельных политических сфер действия. Для них Ближний Восток и Азия (и Африка с Латинской Америкой) взаимосвязаны.
Администрация Обамы восприняла неожиданное осложнение вокруг отмели Скарборо как признак того, что возвышение Китая больше не будет мирным и гармоничным, как было раньше, и, вероятнее всего, будет осуществляться в ущерб американским интересам и интересам региональных союзников США. В основе американских интересов лежит концепция сильных государств Юго-Восточной Азии, процветающих в связи с открытой торговлей. Агрессивное поведение Китая в Южно-Китайском море (с учетом богатых залежей нефти и природного газа на его дне) бросает вызов этой концепции. Оно ошеломило азиатских соседей Пекина, и некоторые из них, такие, как Филиппины и Вьетнам, обратились к Вашингтону за помощью267. Но Обама и его советники ошиблись в том, что, по их предположениям, китайская чрезмерная настойчивость ограничена одной Азией, а Азия, по мнению Китая, – это Азиатско-Тихоокеанский регион.
Есть две концепции Азии в китайских представлениях. Первая – это действительно Азиатско-Тихоокеанский регион: район к востоку от Мьянмы или, другими словами, регион, который мы называем Юго-Восточная Азия (Мьянма, Таиланд, Вьетнам, Индонезия, Филиппины, Сингапур и т. д.), плюс Северо-Восточная Азия (Япония, Северная Корея, Южная Корея). Но есть и более полная концепция Азии как обширного массива суши – самого большого в мире по площади и по населению, – который распространяется от Тихого океана до Средиземного моря. Китай признавал до сего дня доминирование Америки в Азиатско-Тихоокеанском регионе, но не так чтобы очень, когда речь шла о странах Южной и Средней Азии и Большого Ближнего Востока. Наша стратегия должна состоять в том, чтобы бросить вызов китайской концепции того, где Америка может и должна присутствовать. Мы достигаем этого поддержанием ощутимого присутствия в западных частях Азии – и не только в виде военных баз, но и за счет встраивания в экономику и политическую жизнь региона.
Америка является неотъемлемой составной частью Азиатско-Тихоокеанского региона благодаря большому количеству торговых сделок и военных баз, а также двусторонним союзам и военным организациям, которые она помогала создавать и в которых сейчас участвует. Наша цель состоит в поддержании в регионе стабильности, открытости и недопущения конфликтов. Мы видим преимущества в процветании и открытости региона для американского бизнеса и торговли. Чем благополучнее будет Азиатско-Тихоокеанский регион, тем важнее для нас обеспечить его свободу от гегемонистского контроля со стороны любой державы. Та же самая логика должна быть применима и к Ближнему Востоку. Тем не менее сегодня на Ближний Восток приходится 5 % торговли США и только 1 % их прямых инвестиций (54 миллиарда долларов из 3,4 триллиона долларов) – мизерная сумма по сравнению с АТР, на который приходится 16 % американских инвестиций за рубежом268. Объем нашей торговли с регионом сейчас меньше китайского. Важным моментом последнего десятилетия, который мы пропустили из-за нашей занятости войнами на Ближнем Востоке, стал факт бурного развития китайской торговли с регионом. Объем товарооборота Китая с Ираном вырос с 1,3 миллиарда долларов в 1999 году до 45 миллиардов в 2011 году. Товарооборот Китая с Саудовской Аравией вырос с 4 миллиардов в 2001 году до 50 в 2011 году, с Египтом – с менее миллиарда в 2001 году до 9 в 2011 году. С 2006 года Китай экспортирует на Ближний Восток больше Соединенных Штатов, то же самое относится и к импорту за период с 2009 года269. В 2010 году объемы китайского экспорта в регион почти вдвое превосходили американские (Китай сейчас – крупнейший экспортер в регион), а китайские прямые инвестиции за рубежом резко взлетели, оставив Америку далеко позади: 30 % мировых контрактов Китая в тот год приходилось на арабские предприятия270. Мы существенным образом уступили Ближний Восток Китаю и другим, которые теперь от этого получают выгоды, в то время как мы сами ускоренными темпами пытаемся не допустить того же в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Африке.