– Только не тебе, радость моя, – промурлыкал проходивший мимо оператор видеозаписи. – Ты и так должна мне семьдесят пять центов.
– Завтра отдам. Клянусь.
– Забудь об этом, сладкая моя.
– Эй, а слышал, что бывает за сексуальные домогательства на рабочем месте? – крикнула она ему вслед.
– А то как же. Сам за это голосовал, – бросил он через плечо.
В конце концов Барри отчаялась найти в сумочке завалявшиеся монетки, решив, что диетическая кола не стоит всей этой кутерьмы.
Она прошла через отдел теленовостей – прозрачные перегородки, отделявшие один крохотный офис от другого, придавали ему сходство с каким-то чудовищным муравейником. Пройдя по длинному проходу, она наконец добралась до своего кабинета. Одного взгляда на заваленный бумагами стол было достаточно, чтобы Барри захотелось взять в руки бритву и порезать себе вены. Она зашвырнула сумку поверх бумажных сугробов – несколько журналов шлепнулись на пол. Барри проводила их злобным взглядом.
– Ты хоть что-то из этого читала?
Услышав знакомый голос, она испустила сдавленный стон. Хови Фрипп, редактор отдела новостей и, стало быть, ее непосредственный начальник, был настоящей занозой в заднице.
– Естественно, читала, – храбро соврала она. – От корки до корки.
В свое время Барри подписалась на множество периодических изданий. Журналы прибывали регулярно, их стопки были похожи на небоскребы – потом она потихоньку выкидывала их на помойку – чаще всего непрочитанными. Зато она регулярно читала в «Космополитен» свой гороскоп. На большее просто не хватало времени – тем не менее Барри принципиально не отказывалась от подписки. Хорошие журналисты были своего рода наркоманами, более-менее плотно сидевшими на новостной «игле», стараясь читать абсолютно все, что попадало им в руки.
А Барри считала себя очень хорошей журналисткой.
И имела на это полное право.
– Тебя не мучает совесть, что тысячи деревьев должны пожертвовать жизнью, чтобы ты могла заказать все то, что даже не соизволишь пролистать?
– Единственный, кто меня действительно мучает, так это ты, Хови. Кстати, о защите окружающей среды… а как же четыре пачки сигарет, которые ты выкуриваешь каждый день? Это твой личный вклад в загрязнение атмосферы – маленький, но весомый.
– Не говоря уже о том, что иногда я пускаю ветры.
Ух, как Барри ненавидела его мерзкую ухмылку! Точно так же, как презирала скудоумие тех, кто правил бал на телеканале WVUE – малобюджетной, независимой телестудии, старающейся кое-как свести концы с концами и выжить среди гигантов телеиндустрии – и это в Вашингтоне, где никто не мыслит жизни без новостей. Сколько ей пришлось унижаться, чтобы вымолить средства на создание телепередачи, которая только что удостоилась высочайшей оценки из уст самой первой леди! А ведь у Барри было немало и других проектов. Однако руководство канала – и Хови в том числе – придерживалось на этот счет несколько иного мнения. Все ее проекты были зарублены на корню людьми, которым не хватало ни ума, ни таланта, ни хватки. Нет, ей тут не место.
Но разве не так думает каждый, кто хоть раз в жизни угодил за решетку?
– Спасибо, что напомнил, Хови.
Плюхнувшись на стул, Барри запустила руку в густые волосы. Ее прическа и до того не была шедевром, а порывистый, влажный ветер, за то время, пока они сидели на открытой веранде ресторана, и вовсе превратил ее в некое подобие вороньего гнезда.
Все-таки странное место для встречи.
Не говоря уже о самой встрече.
Что ей было нужно?
По дороге на работу Барри прокручивала в голове странный разговор с первой леди, тщательно взвешивая каждое слово, каждую интонацию, каждый жест Ванессы Меррит, пытаясь разгадать язык ее тела. В особенности ее тревожил тот последний вопрос, который прозвучал как прощание. Он, словно заноза, засел у нее в голове, не давая покоя. Барри никак не могла взять в толк, что же, собственно, произошло. Вернее, чего не произошло.
– Уже проверила почту? – осведомился Хови, вернув Барри к реальности.
– Еще нет.
– Помнишь случай с тигром, сбежавшим из передвижного цирка? Так вот, его нашли. Вернее, никуда он не сбегал. Раз нет побега, нет репортажа.
– О нет! – Барри театральным жестом заломила руки. – А я-то уже заранее облизывалась, представляя, какой получится сюжет.
– Да уж, представляешь, какая была бы сенсация? Ведь эта тварь могла бы сожрать человека и вообще натворить дел. – При мысли об упущенной сенсации на лице Хови появилось обиженное выражение – как у ребенка, у которого отняли конфету.
– Это было дерьмовое задание, Хови. Впрочем, как и те, что ты давал мне до этого. Интересно, почему, а? Ты меня невзлюбил или, по-твоему, женщина другого не заслуживает?
– Ой, только не нужно этих феминистских штучек, ладно? Ты что – мужененавистница?
Барри испустила тяжкий вздох.
– Ты безнадежен, Хови.
Безнадежен. Точно! Миссис Меррит тоже, казалось, утратила всякую надежду.
Неожиданно блеснувшая догадка заставила мысли Барри устремиться в другом направлении. Теряя терпение, она повернулась к Хови.
– Послушай, у тебя что-то срочное? Потому что если нет, извини – сам видишь, дел у меня по горло, так что… – Она выразительным жестом указала на бумажные горы, громоздившиеся на столе.
Хови привалился к перегородке, отделявшей ее крохотный офис от соседней клетушки – так Барри мысленно именовала кабинеты сотрудников. Барри незаметно скосила на него глаза – белая рубашка с коротким рукавом, которую он носил круглый год вне зависимости от сезона, и такие же вечные черные брюки, залоснившиеся от долгой носки. Хуже всего были пристегивающиеся галстуки, которые Хови просто обожал. Сегодняшний выглядел особенно удручающе, поскольку заканчивался где-то посреди бочкообразной груди, составляющей нелепый контраст с тощими бедрами и рахитичными, кривыми ногами. Вдобавок на самом конце галстука красовалось жирное пятно.
Каким-то непостижимым образом скрестив одновременно и руки и ноги, Хови откашлялся:
– Нужен хороший сюжет. Ты меня поняла? Тебе за это платят. Например, для вечернего выпуска новостей. У тебя есть что-нибудь подходящее?
– Я тут как раз работала над одним материалом, – туманно пробормотала Барри, включая компьютер, – да только пока ничего конкретного.
– И о чем речь?
– Какая разница? Я ведь сказала – пока ничего конкретного. Рано пока обсуждать – может, вообще ничего не получится.
Миссис Меррит обмолвилась, что последние месяцы беременности были невыносимыми. Прозвучало это достаточно резко. Но даже если не обращать внимания на эти слова, достаточно было только взглянуть на нее, чтобы понять, насколько тяжело ей тогда пришлось. А после рождения сына, судя по всему, все стало совсем плохо. Невыносимо. Но что она имела в виду? И почему выбор миссис Меррит пал именно на нее, Барри?