Сколько людей знает – или подозревает, – что именно Грей отец ребенка, которого родила Ванесса? Как этому сукиному сыну вообще хватает наглости говорить об этом, причем без тени сожаления в глазах, которые сейчас кажутся еще более холодными, чем обычно?
Только невероятным усилием воли удалось президенту обуздать душивший его гнев. Да и как бы ему удалось объяснить, как случилось, что его ближайший друг вдруг неожиданно утонул – и где? В Белом доме, в его собственной ванне! Даже Спенсу при всем его таланте вряд ли бы удалось заставить генерального прокурора и американский народ купиться на столь нелепую историю.
Кое-как загнав поглубже мысль об убийстве, Меррит понурился и с несчастным видом запустил руку в волосы.
– Я расскажу тебе все, Грей, хотя, видит бог, это непросто. Дело в том, что Ванесса во всем винит себя – дескать, будь она хорошей матерью, ребенок сейчас был бы жив.
– Чего-то в этом роде я и боялся. Как я понимаю, за ней сейчас присматривает доктор Аллан. Как думаешь, он для этого достаточно квалифицированный специалист?
– Разумеется. Кроме того, он наблюдает Ванессу уже много лет. И знает, как ее лечить. Главное сейчас – помочь ей справиться с кризисом. После этого она снова придет в норму.
– Что ж, надеюсь.
Меррит – якобы невзначай – покосился на часы и поднялся на ноги.
– Рад, что ты заехал, Грей. Давно хотел повидаться. Извини, неприятно это говорить, но через полчаса у меня совещание.
– Что ж, мне и так, можно сказать, повезло, – улыбнулся Грей. Мужчины обменялись крепким рукопожатием. – Передай Ванессе, что я спрашивал о ней. Повидать ее, конечно, нельзя?
– Боюсь, что нет. Правда, она уже пошла на поправку и тем не менее не хочет пока никого видеть – даже Клита. Кстати, передай Барри, что я очень ей сочувствую.
– Непременно передам.
Агенты службы безопасности уже стояли навытяжку у дверей в зал в ожидании президента.
– Пожалуйста, проводите мистер Бондюрана до машины, – взявшись за ручку двери, небрежно бросил Дэвид через плечо одному из них.
– Это совсем не обязательно, – добродушно хмыкнул Бондюран. – Я ведь когда-то работал тут, помнишь? Так что не заблужусь.
– А вдруг? – в тон ему бросил Меррит. – К тому же к старым друзьям у нас принято относиться со всем возможным почтением.
Сказать, что президент Меррит был расстроен, значило бы ничего не сказать.
Первым делом он позвонил доктору Аллану – рассказал, как к нему неожиданно нагрянул Бондюран. Естественно, человек посторонний сказал бы, что президент до смерти рад приезду старого друга, но Джордж – тертый калач, давно научившийся читать между строк – мигом сообразил, насколько нежелательно, чтобы Грей рыскал по Вашингтону, копаясь в обстоятельствах смерти маленького Роберта Раштона Меррита.
Джордж уже давно убедил себя – вернее, как и весь американский народ, позволил себя убедить, что малыш умер от СВДС. В тот злосчастный день, когда его подняли среди ночи, он вихрем примчался в Белый дом, ворвался в детскую и, услышав, что Дэвид с Ванессой нашли ребенка мертвым в колыбельке, покорно принял эту версию, не позволив себе и тени сомнений. Он не задал ни одного вопроса – просто притворился глухим и слепым. И постарался, чтобы похороны прошли максимально быстро.
Все так, как хотел президент. И точка. Конец истории.
И вот, оказалось, все же не конец. Благодаря Ванессе появилась эта настырная репортерша, которая, если верить Дэвиду, нашла способ подобраться даже к Бондюрану. Все было бы намного проще, намекни ему Дэвид хоть словечком, что на самом деле произошло тогда в детской. Ясно одно – ему очень не хотелось вызвать подозрения именно у Бондюрана. Ведь если кто и мог вывести Дэвида на чистую воду, то только Грей.
– А что насчет той репортерши? – поинтересовался Джордж. – Слышал в новостях, что в ее доме произошел взрыв?
– Да, я тоже что-то такое слышал. Жаль, конечно, но, по крайней мере, ей будет над чем поломать голову, вместо того чтобы совать нос в чужие дела, – отрезал Меррит. И, после небольшой паузы, с горечью добавил: – За это нужно сказать спасибо Ванессе. Для чего ей понадобилось впутывать в это Барри Тревис? Не позвони она ей тогда, эта репортерша не прицепилась бы к нам, как пиявка. Кстати, как самочувствие моей жены? – резко сменив тему, спросил он.
Это был его обычный способ перейти к тому, что его волновало на самом деле. Собственно, он и звонил для того, чтобы задать этот вопрос. Джордж, лихорадочно пытаясь скрыть терзавший его страх, подробно объяснил, как себя чувствует первая леди.
После этого Дэвид объяснил доктору, что ему следует сделать.
Естественно, не на словах – в таких делах слова излишни. Однако смысл его сообщения был совершенно ясен любому, кто умел слушать и понимать с полуслова. А Джордж давно постиг эту науку.
Итак, сделать это нужно сегодня. Президент ясно дал понять, что время пришло.
Положив трубку, Джордж закрыл руками покрывшееся липким потом лицо. Его била неудержимая дрожь. В ушах стоял звон. Голова кружилась, перед глазами все плыло. К горлу подкатила тошнота.
Он захотел немедленно поговорить с Амандой. Всегда собранная, преданная и невозмутимая, жена оставалась островком спокойствия среди того хаоса, в который постепенно превратилась его жизнь. Иногда Джорджу было достаточно услышать ее голос, чтобы в его душе вновь вспыхнула надежда – несмотря на то, что маячившее на горизонте будущее было весьма туманно, более того, оно оказалось довольно безрадостным. Впрочем, это и есть главная причина, почему не стоит звонить Аманде. Почему она должна расплачиваться за его ошибки? Отложив телефон, доктор потянулся за валиумом.
Грязные делишки президент обычно поручает Спенсеру. Спенс бы не трясся от страха. Спенсу бы точно не понадобился валиум. Интересно, подумал Джордж, что у Дэвида есть на Мартина, что тот повинуется ему с такой поистине собачьей преданностью? Или в действительности все совсем иначе? Может, это как раз Спенс дергает за ниточки, а президент – всего лишь покорная игрушка в его руках? Или же – что вероятнее всего – Спенс просто делает то, что считает нужным, и не ищет для этого особой причины?
Жестокость у Спенса в крови. Он никогда не любил женщин и не познал женской любви. Никогда не видел, как появляется на свет дитя, рожденное в любви. Не держал на руках крохотное, беспомощное существо, чувствуя, как слезы застилают ему глаза. Его не терзали ни чувство вины, ни угрызения совести, ни раскаяние.
Может быть, он, Джордж Аллан, действительно трус и размазня, и все же он лучше Спенса Мартина.
Впрочем, сейчас это уже не актуально. Потому что Спенс, похоже, пропал. Дэвид, осторожно подбирая слова, намекнул, что за исчезновением Спенса, вполне вероятно, стоит Грей Бондюран. Джорджу хотелось верить, что Грей заставил ублюдка изрядно помучиться перед смертью.