– Послушай, Гарри все предупреждали – и ты, и я, и Лизетта. Как и все юноши в его возрасте, он считал себя бессмертным, неуязвимым – и погиб. Вины в этом ничьей нет. Если хочешь, вини океан, вини погоду, божественное провидение, но не смей обвинять себя. Не ты, а Гарри и Лизетта распоряжались своими жизнями. Думать иначе нелепо и самонадеянно. Я тоже их любила. Да, ты потерял жену и сына, а я потеряла лучшую подругу и мальчика, которого считала родным. – Нелл беспомощно разрыдалась. – Люк, их надо похоронить, без тебя мы сделать этого не можем. Жизнь продолжается, но сначала надо позаботиться о покое мертвых. Ради нас, живых.
Люк страдальчески посмотрел на Нелл и кивнул.
– Я сейчас приду. Где Дженни?
– Она в машине, ждет. Мы с Томом ее отвезем.
– Я пешком пойду.
– Священник уже там.
– Хорошо. Дай мне минутку побыть одному.
Нелл вышла, и дверь со скрипом захлопнулась, но не громыхнула: только Гарри ухитрялся закрывать ее с громким стуком, и Лизетта всегда просила его придерживать створку.
На столе лежал конверт, старательно надписанный Дженни: «Папе». В конверте оказались две фотографии, снятые перед несчастным случаем. Первый снимок изображал мать с детьми: Дженни хохотала, закинув голову, Гарри с любовью глядел на сестру, а Лизетта смотрела в объектив, обнимая дочь и сына. Прекрасное лицо жены светилось небывалым счастьем.
При виде этой фотографии Люк воспрянул духом, онемевшее от скорби сердце забилось быстрее. К сожалению, второй снимок поверг Люка в пучину отчаяния: Лизетта обнимала сына, присевшего на корточки. Они не смеялись, а задумчиво и проникновенно глядели в объектив. Дженни по праву гордилась фотографией и даже подписала ее на обороте. Две пары глаз с горьким укором смотрели на Люка, словно спрашивая: «Почему ты нас не спас?»
* * *
Лизетту и Гарри похоронили на высоком холме, посреди поля белой лаванды, наполнявшей округу тонким ароматом. Могилы окутывал серебристый саван призрачных белых цветов, привезенных Люком из Прованса и посаженных по настоянию Гарри. Впрочем, июльская поездка в Лондон уже не состоится. Внезапно Люк осознал, что его больше не волнуют ни великолепный урожай, ни высококачественный экстракт, ни виды на будущее. Люка не интересовало будущее, он страстно желал вернуть жену и сына.
Под пристальными, сочувствующими взглядами друзей и знакомых Люк поднялся на холм. Дженни высвободила ладошку из пальцев Нелл и сжала отцовскую руку. Люк рассеянно погладил дочь по щеке. Его мутило от горя и скорби, не оставалось сил утешить девочку. Нелл сейчас больше способна на материнскую ласку.
На похороны Лизетты и Гарри собралась целая толпа. Соседи и знакомые с окрестных ферм пришли выразить свое искреннее сочувствие. Гарри и Лизетту очень любили в округе. Приятели Гарри стояли, ошарашенно глядя на гроб с телом друга.
Когда гробы осторожно опустили в могилы, все присутствующие женщины разрыдались. У Люка слез не осталось. Он отрешенно смотрел на доски гробов, на гравий и слои красной глинистой почвы, чувствовал запах раздавленных соцветий лаванды. На похороны приехали и городские жители, даже паренек-серфингист с отцом из самого Хобарта. Все они скорбели о безвременной утрате, но вряд ли могли представить себе горе Люка.
Если бы не Дженни, Люк и сам последовал бы в могилу за женой и сыном. Жизнь внезапно утратила смысл. Когда-то бабушка сказала, что лаванда всегда будет оберегать Люка, но это не спасло его родных и близких: ни приемных родителей, ни сестер, ни друзей, ни красавицу, которая была его единственной любовью. Лизетта пережила войну, вырвалась из лап нацистов – и умерла на отдыхе, утонула в теплом море… Беспощадные океанские глубины поглотили Гарри, юношу с лучезарным характером и блестящим будущим… Как жить дальше?
Люк сжал руку дочери. Девочка молчала почти целую неделю, однако не плакала. В глубине души это тревожило Люка, он чувствовал, что не проявляет должной заботы о Дженни, которая все это время провела с Нелл. Люк, погруженный в скорбь, не мог найти в себе силы поддержать дочь ласковым словом, обнять и посочувствовать ее горю. Дженни была очень похожа на мать, и это сходство казалось Люку еще одним горьким укором. Девочка сгорбилась под гнетом отчаяния, в потухших, ввалившихся глазах стояли слезы, но бледное лицо выражало решимость.
Священник пробормотал молитву, присутствующие уныло произнесли «Аминь». Люк не мог понять, чем он заслужил такое наказание, почему небеса посылают ему утрату за утратой. Внутренний голос прошептал: «Исполни свой долг, сдержи обещания, – и тебе будет даровано успокоение».
– Уже девять месяцев прошло! – умоляюще воскликнула Нелл.
«Да, и у меня сейчас был бы еще один сын или дочь. У меня было бы трое детей!» – подумал Люк.
– Ради Дженни, вернись!
Люк вырвался из мрачных размышлений и невидящим взглядом посмотрел на Нелл. Последние месяцы он жил в какой-то странной пустоте. Неужели прошел почти год с гибели Гарри и Лизетты? Казалось, это случилось только вчера. Острая боль не отпускала ни на день. Люк понимал, что живет в забытьи. Забвение помогало переносить страдания. Он жил машинально, проводил в полях все время, чуть ли не падал от усталости, но сон не шел.
По ночам Люк лежал в постели, разглядывал занавески, сшитые Лизеттой, смотрел на шкаф, полный платьев жены, рассеянно касался ее расчески, разбрызгивал ее духи – их нежный аромат словно бы возрождал Лизетту к жизни. Иногда Люк уходил в комнату сына, зарывался в подушки, пытаясь воссоздать присутствие Гарри.
Нелл несколько раз порывалась разобрать вещи Лизетты и Гарри, но Люк отказывался.
– Пусть все остается по-прежнему, – настаивал он, хотя прекрасно понимал, что это бесполезно: воспоминания не вернут жену и сына.
– Не терзай себя, – заявила Нелл. – Тебе никто не запрещает помнить о них и страдать, но ты не виноват в их гибели. Жизнь продолжается.
– Я не знаю, как жить дальше, – неохотно признался он, мучительно скрывая гнев. В смерти близких Люк винил не только себя, но и Нелл – за то, что не сумела помочь Лизетте и Гарри. Он прекрасно понимал, что Нелл тоже мучают угрызения совести, однако его личные страдания не оставляли места для сочувствия.
– Не падай духом, – сказала Нелл. – Мы с Томом тебя поддержим. Вдобавок, подумай о дочери. Ей нужен отец. Да, мы ее очень любим и заботимся о ней, но она во всем винит себя, и мы не в силах ей помочь. Ей скоро исполнится четырнадцать, она еще совсем ребенок! Дженни взвалила на себя непомерный груз, а ее любимый отец и пальцем не шевельнет…
Люк обреченно вздохнул: вряд ли он способен ей помочь, он слишком глубоко погрузился в свое горе.
Нелл потянулась к нему, приподняла его подбородок.
– Посмотри на меня! – сердито воскликнула она. – Твоя малышка страдает, и твои муки не отменяют того, что ты – ее отец. У Дженни никого на свете не осталось, кроме тебя. Ты знаешь, как тяжело потерять семью. Неужели ты хочешь того же для дочери?