Монитор был включен, и в его отражении на стекле единственного окна в комнате я разглядел, что экран поделен примерно на дюжину фрагментов, в каждом из которых проигрывался свой порнофильм.
На столе лицом к монитору лежал человеческий череп, в глазницах которого плясали слабые оранжевые огоньки. Несмотря на то, что у него не было никакой возможности выражать эмоции, впечатление было такое, будто он смотрит на все это остекленевшим от счастья взглядом.
Я пробыл в комнате примерно пару секунд, когда компьютер издал ужасающий звук, закашлялся клубами дыма – и экран монитора погас. Я вздрогнул и поморщился. Моя вина. Технология и чародеи сочетаются не слишком-то хорошо, и чем продвинутее техника, тем быстрее что-нибудь ломается – особенно если речь об электронике. Баттерс выстраивал теорию насчет того, почему так происходит, но я отказывался покрывать голову фольгой даже во имя науки.
Череп издал удивленный и разочарованный звук; недоуменно померцав, огоньки в его глазницах просканировали комнату и остановились на мне.
– Гарри! – воскликнул череп. Он не двигал челюстью, произнося слова, слова сами вылетали из него. – Адские колокола, да ты вернулся из мертвых?
– Из по большей части мертвых, – ответил я. – Да и ты выбрался из Омаха-Бич, а?
– Смеешься? – сказал Боб. – Как только ты исчез, я удирал словно заяц в нору!
– Ты бы мог снова завладеть тем болваном, – сказал я.
– А на кой ляд мне это сдалось? – спросил Боб. – Ну, так когда мы будем обустраивать новую лабораторию? У меня будет широкополоска? – В его глазницах вспыхнули огоньки алчности или чего-то подобного. – Учти, Гарри, мне нужен широкополосный интернет.
– Это что-то компьютерное?
– Ламер, – пробормотал Череп Боб.
Вообще говоря, Боб не был черепом. Он был духом воздуха, или интеллекта, – выберите любой из множества терминов, которыми описывают подобные создания. Череп был просто сосудом, в котором Боб поселился – то есть, чем-то вроде бутылки для джинна. Боб работал ассистентом и советником чародеев еще с тех времен, когда в моде были арбалеты, и разных магических премудростей он успел забыть больше, чем я когда-либо знал. Он был моим ассистентом и другом с тех пор, как я впервые появился в Чикаго.
И пока я вживую не услышал его голос, не понимал, как страшно мне недоставало этого чокнутого маленького извращенца.
– Когда приступаем к работе? – энергично спросил Боб.
– Я уже работаю, – сказал я. – Мне нужно с тобой поговорить.
– Я навострил уши, – сказал Боб. – За вычетом отсутствия ушей.
Огоньки в глазницах Боба замигали:
– Да ты вырядился в смокинг!
– Кгм. Ага.
– Скажи мне, что ты не женился.
– Я не женился, – сказал я. – Не считая всей этой заморочки с Мэб, этого тотального и страшного безумия. Последние три месяца она ежедневно пыталась меня убить.
– Вполне в ее стиле, – сказал Боб. – И как ты выкрутился?
– Ммм… – ответил я.
– А, – сказал Боб. – «Ммм». Ага. Может быть, тебе лучше уйти, Гарри?
– Расслабься, – сказал я. – Знаю, у тебя с Мэб были свои проблемы, но здесь кроме меня никого нет.
– Ну да. Как раз это меня и напрягает.
Я нахмурился:
– Брось. Сколько лет ты меня знаешь?
– Гарри… Ты киллер на службе у Королевы Мэб.
– Да, но я здесь не для того, чтобы убить тебя, – сказал я.
– А может, ты врешь, – сказал Боб. – Сидхе не могут врать, но ты-то можешь.
– Адские колокола, да не вру я!
– Откуда мне это знать?
– Может оттуда, что я до сих пор тебя не убил? – нахмурившись, я с подозрением посмотрел на него. – Ну-ка погоди… Ты пытаешься меня задержать, так?
– Задержать? – жизнерадостно спросил Боб. – Ты о чем?
Предупреждения не было. Вообще. Дверь спальни Баттерса взорвалась изнутри, и во все стороны полетели щепки дешевой фанеры. В то же самое мгновение в мою спину врезалась ракета из мускулистой плоти, от чего моя грудь выгнулась вперед, а голова откинулась назад. Боль в позвоночнике вспыхнула, как огни в казино, и я ощутил жесткие плиты пола.
Кто-то тяжелый, рычащий и невероятно сильный обрушился на меня сверху, и я почувствовал, как клыки и когти врезаются в мою плоть.
Похоже, мой лимит удачи на сегодняшний вечер был исчерпан тогда, когда припозднившийся парнишка впустил меня в дом.
Когти располосовали смокинг и принялись рвать мою спину, ягодицы и бедра. Челюсти наверняка сомкнулись бы на шее, но мои руки помешали этому – я успел забросить кисти назад и сцепил их замком, прикрывая шею и сжимая их изо всех сил, надеясь, что пальцы не дадут слабину, и что этой твари не удастся их оторвать. Боль была обжигающе-пронзительной, но когти впивались не настолько глубоко, насколько вошли бы в плоть когти малка или вурдалака. Я надеялся, что раны будут не слишком серьезными – разве что схватка продлится долго и я ослабею от потери крови.
Аналитическая часть моего мозга настроилась на восприятие текущих фактов отвлеченно и рационально.
Остальное же мое существо от слепой ярости превратилось в чертова берсерка.
Я просунул одну руку под себя для упора и выбросил локоть другой назад резким ударом, угодившем во что-то мягкое, отчего напавшее на меня существо удивленно взвизгнуло. Зубы на секунду куда-то исчезли, а когти скребли по телу уже не с такой энергией. Я перекатился, оттолкнувшись той же рукой, и сбросил со своей спины волка размером с дога. Он с диким грохотом влетел в один из компьютерных столов. От удара железяки разлетелись в стороны.
Я вскочил на ноги, схватил компьютерное кресло за спинку и поднял его над головой. К тому времени, как волк с темно-рыжей шерстью поднялся на ноги, кресло уже рассекало воздух, а я рычал от неконтролируемой ярости.
Лишь в последнюю секунду, несмотря на все свое бешенство, я узнал противника и успел сменить направление удара. Компьютерное кресло разлетелось на полсотни обломков, грохнувшись о пол перед самой мордой волка, а пластик и металл шрапнелью разлетелись по всей комнате.
Волк отшатнулся от летящих кусков и поднял на меня глаза. Сейчас зверь застыл с выражением абсолютного шока – и через пару секунд волк исчез, приняв облик рыжеволосой обнаженной девушки с весьма соблазнительными формами. Она пялилась на меня, отрывисто дыша, с гримасой боли на лице – и потом прошептала:
– Гарри?…
– Энди, – сказал я, выпрямляясь и пытаясь расслабить тело. Ее имя я не произнес, а, скорее, прорычал. Адреналин все еще колотился в руках и ногах, и больше всего на свете мне хотелось дать кому-нибудь в морду. Кому угодно. Не важно кому.