Что означало: Я не хочу находиться здесь. Ты мне не нравишься. Отдай мне приказ, и я выверну его наизнанку. Я кивнул малку: – Ясно, – и отпил из баночки. Теплая или нет, это все же кока-кола.
– А смокинг? Это еще по какому поводу?
– Сегодня празднуется день рождения.
– Вечеринка по поводу дня рождения? – сказал я. – Чьего?
Несколько секунд Ситх молчал. Потом поднялся и спрыгнул на пол, приземлившись абсолютно бесшумно. И, скользнув мимо меня, направился к дверям.
– Не можешь же ты быть настолько тупым. Следуй за мной.
Мои волосы все еще пребывали в беспорядке. Я плеснул на них водой и зачесал назад – большей опрятности уже не добиться, – и зашагал за Ситхом, скрипя лакированными туфлями и поцокивая каблуками о каменный пол.
– Кто будет на вечеринке? – спросил я Ситха, когда догнал его. Я давно не покидал свои апартаменты. Вся моя жизнь состояла из еды, сна и попыток собрать себя в единое целое. Да я не особо-то и рвался на экскурсию по Арктис-Тору. Последний раз, когда я был здесь, крепко разозлил фэйри. Ну, типа, вообще – всех. Мне не слишком улыбалось нарваться на какого-нибудь злобного буку, поджидающего меня в темном коридоре, чтобы свести счеты. Двери моих покоев распахнулись сами собой, и Ситх вышел. Я последовал за ним.
– Высокородные и могущественные Зимние Сидхе, – ответил Ситх. – Большие шишки из Диких. Возможно, даже делегация от Летних.
Как только мы оказались в столице Зимних, коридоры превратились из того, что поначалу казалось более-менее гладким литым бетоном в хрустальный лед всех мыслимых оттенков: от ледниковой синевы до глубокой зелени. Цветные полосы то сливались, то переплетались. Вспышки света танцевали в глубине льда, словно лениво порхающие светлячки: фиолетовые, алые и небесно-голубые. Моим глазам хотелось следить за их танцем, но я им этого не позволил. Не могу сказать, почему – однако инстинкты подсказывали мне, что это может быть небезопасно, а я им доверяю.
– Вроде как большое событие, а? – сказал я. – С папарацци, небось, будут проблемы.
– Хотелось бы надеяться, – ответил Ситх. – Расправа с незванными гостями доставила бы мне удовольствие.
Воздух был арктически ледяным. Я ощущал укусы мороза, но его острым зубам, кажется, не удавалось пробиться сквозь мою кожу. Не очень комфортно, но значения это не имело. Я не дрожал и не трясся – и приписал это силе, которой наделила меня Мэб.
Теперь Ситх вел меня вниз по гораздо более темному коридору. Мы попеременно проходили участки почти абсолютной темноты и холодного тусклого света. Наши тени танцевали и вытягивались. Через какое-то время я заметил, что тень Кота Ситха больше моей. Типа, в семь-восемь раз больше. Я нервно сглотнул.
– Прошлый раз, когда был на сверхъестественной тусовке, меня отравили, а потом все, кому не лень, пытались убить. Ну я и спалил чертово место дотла, – сообщил я.
– Достойный способ разделаться с врагами, – сказал Ситх. – Но, быть может, ты заметил, что Арктис-Тор не настолько горюч.
– Никогда не попадал в такое место, которое нельзя было бы взорвать, спалить или разнести вдребезги, при достаточной мотивации, – возразил я. – Как думаешь, на вечеринку явится кто-нибудь, кому захочется меня убить?
– Естественно. Я хочу убить тебя.
– Потому что я тебя раздражаю?
– Потому что это доставит мне удовольствие. – Ситх на секунду повернул голову в мою сторону. На стене его тень размером с рекламный щит повторила движение. – И да, ты меня раздражаешь.
– Это один из моих многочисленных талантов. Другой – задавать раздражающие вопросы. Но кроме тебя, есть ли на вечеринке еще кто-то, к кому ни в коем случае не следует поворачиваться спиной?
– Теперь ты один из Зимних, чародей. Не поворачивайся спиной ни к кому.
Кот Ситх вел меня вниз по коридорам, которых я не видел во время своего предыдущего визита во владения Мэб. Черт, в тот раз мне вообще показалось, что кроме стены вокруг внутреннего двора и одинокой зубчатой башни здесь больше ничего и не было. Я даже не заметил комплекс подо льдом двора – немыслимых размеров. Мы шли добрых десять минут, практически не меняя направления, пока, наконец, Кот Ситх не остановился, сказав:
– Эта дверь.
Указанная дверь была ледяной, как и стены, но вделанное в нее массивное кольцо, как мне показалось, было отлито из серебра. Я потянул за него, и дверь легко подалась, открывая вход в небольшой вестибюль: скромную приемную с несколькими удобными креслами.
– И что теперь?
– Входи, – сказал Кот Ситх. – Жди указаний. Следуй им.
– Не умею ни того, ни другого, – ответил я.
Глаза Ситха вспыхнули.
– Великолепно. Мне приказано убить тебя, если не подчинишься указаниям Мэб, или любым иным образом подорвешь ее авторитет.
– Почему бы тебе не поинтересоваться у Старшего Лакея, насколько легко это сделать, Варежка? Брысь.
На сей раз Ситх не исчез. Он просто как бы растворился в тени: золотые глаза были видны несколько секунд, потом исчезли и они.
– Все, кому не лень, воруют у великих, – пробормотал я. – Наследникам Льюиса Кэрролла[8] стоит потребовать от этого типа авторские отчисления.
Хотя, конечно, вероятна была и обратная ситуация.
Я вошел в зал, и дверь за моей спиной захлопнулась. Там находился столик с конфетами, как мне показалось, домашнего приготовления. Я к ним даже не прикоснулся – не потому, что заботился о стройности своей фигуры, а потому что находился в самом сердце страны безжалостных фэйри, и тянуть в рот первую же подвернувшуюся конфету не представлялось мне блестящей идеей.
Рядом с конфетами на столике лежала старая книга, которую кто-то положил строго напротив вазы. Название гласило: Kinder und Hausmärchen[9] . Я наклонился и открыл книгу: текст на немецком. Она действительно оказалась старинной. Страницы были из бумаги высшего качества, тонкие и хрупкие, с кромкой, обрамленной золотой фольгой. На титульной странице, под заглавием стояли имена авторов: Якоб и Вильгельм Гримм. И год: 1812.
Кроме автографов Гриммов наличествовала и дарственная надпись: «Королеве Мэб». Я не знаю немецкого, поэтому удовлетворился иллюстрациями. Все лучше, чем листать идиотские журналы о знаменитостях во всех прочих приемных, к тому же книга явно имела большее отношение к реальности.
Пока я листал ее, дверь бесшумно открылась, и в комнату впорхнуло невесомое видение, одетое в бархатное платье цвета сине-фиолетовых сумерек. Когда дверь закрылась, дама обернулась в сторону коридора, и я не мог не отметить глубокое декольте ее платья. На ней были оперные перчатки в тон платью, натянутые выше локтя, а венок из барвинка в темных волосах великолепно дополнял картину. Она снова повернулась ко мне и улыбнулась.