Мир предстал в замедленном движении – я словно оказался в эхо-камере, как оно случается при ударе по голове – и увидел, как один из атакующих входит внутрь.
Сначала я не мог воспринять то, что увидел, как нечто осмысленное: оно выглядело как гигантские вращающиеся трубы, покрытые мягкой тканью в программируемой автомойке, такой, где твой автомобиль действительно покрывают шампунем. Только это была не труба, а сфера, и находилась она не в автомойке – вкатывалась внутрь через дверь Мака.
Ружье Мака выстрелило, грохочущий звук ударил меня в спину. В закрытом пространстве эти штуки действительно громкие. Пыль и ошметки ткани полетели с поверхности нападавшего, но это не замедлило его движения. Гигантский тряпичный шар катился ко мне, пока Томас не рванулся сбоку и не обрушил на него с размаху один из тяжеленных дубовых столов Мака.
Небольшая информация насчет драки в баре: в реальной жизни, если вы обрушиваете на кого-то предмет мебели, он не ломается, разлетаясь на куски, как в кино. Он ломает того, на кого вы его обрушили. Раздался сочный звук удара, и движение круглой штуковины вперед сменило направление на девяносто градусов. Оно стрелой пролетело через комнату, оставляя за собой хвост серо-коричневых тряпок, словно комета из рванья; тряпки оглушительно хлопали на лету, пока весь этот лоскутный кошмар старьевщика на полной скорости не влетел в стену.
Еще небольшой совет по части драк в баре: никогда не оставайтесь на том же самом месте. Если вы не знаете, кто ваш противник, если не уверены в том, что у него нет поблизости приятеля, готового прийти на помощь, вы не можете позволить себе сидеть в относительной неподвижности. Мое тело уже двигалось, не знаю, правда, каким чудом, но на ноги оно меня поставило.
Мак положил ладонь на стойку бара и прыгнул на нее, как проделывал это не раз. Чертовщина, влетевшая в заведение, отскочила от стены, прокатилась по поверхности стола и шмякнулась на пол беспорядочной кучей. Мак сделал пару быстрых шагов, чтобы враг оказался на линии огня. Ружье снова грохнуло: «Буммм!» Еще одна туча ошметков ткани и пыли поднялась над кучей тряпья.
Комната раскачивалась с прежней – нормальной – скоростью. Дюжины обрывков мешковины отлетали от пыльной штуковины, в то же мгновение оплетаясь вокруг стульев и столов. Один стул полетел в Томаса, выбив дубовый стол из его рук, и брат вынужден был увернуться, вместо того, чтобы отбить удар. Обрез Мака грохнул еще три раза, а я метнул еще один заряд силы в эту чертовщину. Картечь Мака не дала ничего, кроме очередной кучи пыли и мусора, а мой чародейский удар раскололся, обогнув эту штуку, разнес вдребезги стол и влетел в стену за ним.
И оно смеялось.
Сейчас оно выстреливало мебелью с нечеловеческой силой. Мой щит едва успел отбить край стола, летевшего как фризби. Ноги Томаса подсек летящий барный стул, и он упал на пол с резким выдохом от удара.
Куча, лежавшая на полу, задвигалась, скручиваясь в массу пепельно-серой мешковины – и поднялась. Грязная ткань скрывала ее очертания, но не совсем. Фигура была долговязой и худой, ей приходилось стоять согнувшись, чтобы не угодить под лопасти потолочных вентиляторов. Фигура более или менее напоминала человеческую, и я был поражен внезапным осознанием того, что сейчас смотрю на гуманоида в огромном грязном одеянии, сплетенном из постоянно движущихся шелестящих полос.
Он медленно поднял голову и посмотрел на меня.
Нет, он не смотрел на меня – глаз у него не было, на том месте, где обычно располагаются глаза, была гладкая кожа в перламутрово-серых линиях с полосами более темного цвета, и я почему-то подумал об акуле. Его раскрытый рот с широченной улыбкой только усиливал подобное впечатление. Зубов тоже не было – просто костяной выступ там, где у людей рот. Две струйки слюны стекали с уголков его пасти, оставляя на груди черные потеки. На голове не было ни волоска.
– Чародей, – сказал он, а голос его точь-в-точь повторил голос из черного камня. – Тебе совершенно необязательно умирать сегодня. Сдайся, и я пощажу твоих товарищей.
Я услышал, как Мак за моей спиной перезаряжает обрез. Руку, в которой уже был пистолет, Томас спрятал за спину и молча медленно пересекал комнату, чтобы заставить глаза Акульей Морды посмотреть на него.
Но как раз глаз-то у Морды и не было. Чем уж там эта штука отслеживала наши движения, но у меня возникло неприятное ощущение, что просто стоять в не самой выгодной позиции пользы никому из нас не принесет.
– Сдавайся, – сказал я, пытаясь вспомнить, где и когда слышал это слово раньше. – Н-да. Кгм. Не уверен, что сегодня мне понадобятся сдающиеся. На прошлой неделе была распродажа этого добра, но я ее прозевал, и сейчас меня как-то не тянет приобретать бросовый товар за полную цену. Что, если через неделю опять распродажа? И что тогда, я остаюсь в дураках?
– Несерьезность ничего сегодня не изменит, – сказал Акулья Морда. Его гудящий закручивающийся голос был очень неприятен для слуха: аудиоэквивалент гниющего мяса. Что приходилось вполне к месту, потому что и весь он смердел, будто кусок гниющего мяса. – Ты пойдешь со мной.
– Разве Мэб приказала тебе не то же самое, Гарри? – саркастически заметил Томас.
Я стоял с вытянутой ладонью, закрывая щитом свое тело от Акульей Морды, но сумел показать братцу средний палец.
– Слушай, Спэнки[53], – сказал я Акульей Морде. – Я немного занят, чтобы возиться с каждым случайно встреченным дебилом, который стесняется своего тряпья. Иначе я с удовольствием грохнул бы тебя пивной бутылкой, врезал по яйцам, вышвырнул бы из салуна – ну и все такое прочее. Пусть твои люди свяжутся с моими людьми, и, может, мы проделаем это на следующей неделе?
– На следующей неделе у тебя семинар по самокритике, – сказал Томас.
Я щелкнул пальцами.
– А еще через неделю?
– Поиски квартиры.
– Сплошные проблемы, – сказал я. – Но никто не обвинит нас в том, что мы не попытались. До встречи.
– Гарри, – произнес странный голос. Точнее, не голос был странным – странным было слышать его. Обычно из Мака слова не вытянешь. – Хватит трепаться. Убей его.
Слова Мака сделали то, чего не смог сделать весь мой трёп: они взбесили Акулью Морду. Она резко развернулся к Маку, дюжины полос мешковины залетали во всех направлениях, цепляясь за все подворачивающиеся предметы, а голос прозвучал шершавым хрипом:
– Ты! – рыкнул Акулья Морда. – Тебе до всего этого дела нет, наблюдатель. Думаешь, этот жест что-то значит? Он настолько же лишен смысла, как и ты. Ты выбрал свою дорогу давным-давно. Имей же достоинство лечь и умереть рядом с ней.
Мне показалось, что на секунду моя челюсть отвисла.
– Э-э?… Мак?
– Убей его, – повторил Мак, но уже жестче. – Это лишь первый.
– Да, – сказал Акулья Морда, склонив голову почти под прямым углом. – Убей его. Придут другие, их будет больше. Уничтожь меня – и они узнают. Оставь меня – и они опять-таки узнают. Число твоих дыханий сочтено, чародей.