– Прости, совсем забыла. Спасибо за цветы. Очень красивые. Я хотела тебя раньше поблагодарить, но не знала, как с тобой связаться.
– Рад, что понравилось, – ответил он, покосившись в сторону Ричарда. – Надеюсь, я не позволил себе лишнего? Не хотел бы поставить тебя в неловкое положение.
Он что, намекает на антипатию, с которой принял его мой жених?
– Нет-нет, – запротестовала я, печально понимая, что столь бурная реакция выглядит неубедительно. – Мы оба сочли, что это было весьма любезно.
Джек промолчал, лишь губы чуть дрогнули. Впервые за все время я почувствовала себя неуютно.
– Ну что ж… пока, – замялась я. Уходить просто так казалось неправильно, поэтому я подалась к нему и поцеловала в щеку, стараясь не обращать внимания, как от него пахнет лосьоном после бритья.
Я поспешно вернулась к друзьям. Кэролайн заметила, что я разговаривала с Джеком. Она открыла было рот, чтобы сказать остальным, но я бросила многозначительный взгляд на Ричарда и покачала головой, после чего заняла свое место в очереди. В глазах Кэролайн вспыхнул понимающий огонек. Благослови Господь нашу дружбу!
«Потеря» – такое странное слово… Последние дни я часто его слышала, практически от каждого. «Сожалею о вашей потере», – выдавали люди дежурную фразу, поглаживали по плечу и терялись, не зная, что говорить дальше. Вот в чем проблема смерти – для нее не существует правил этикета. Нет универсальных советов, как выражать соболезнования. А еще люди как будто боятся подходить к родным и близким умершего, словно есть риск заразиться их горем. Впрочем, кто знает, вдруг оно и в самом деле так?
Словарь объясняет значение слова «потеря» как «утрату, лишение чего-либо». Может, это и так, но мне казалось, что Эми мы вовсе не утратили. Ее присутствие по-прежнему ощущалось повсюду.
В серебряном браслете, который я носила не снимая с тех пор, как она подарила мне его на восемнадцатилетие. В обертках от гамбургеров, валявшихся на полу моей машины, – Эми настояла, чтобы мы после покупки свадебных туфель заскочили в «Макдоналдс».
Я вспоминала о ней всякий раз, когда надевала серьги – именно Эми в четырнадцатилетнем возрасте убедила нас проколоть уши. Кэролайн пришлось тогда затаскивать в салон чуть ли не силой.
Номер Эми по-прежнему оставался первым в моей телефонной книжке, и у меня не поднималась рука его удалить.
Эми никуда не делась – она была везде. Иногда это успокаивало, иногда вызывало улыбку, но чаще пробуждало такую дикую, невыносимую, рвущую на части тоску, что я не могла дышать.
Если я кого-то и потеряла, то это Ричарда. Нет, не в прямом смысле, однако мне очень его не хватало. После похорон он каждый день задерживался на работе. Потом сразу из школы заезжал к нам домой, и я воочию видела, как он все глубже погружается в депрессию. Словно его подменил двойник. Человек, который сидел рядом со мной за ужином или на диване, уставившись невидящим взглядом в телевизор, не был тем, кто на прошлое Рождество преподнес мне кольцо.
И хотя я сама много раз выплакивала горе у него на груди, все равно чувствовала, как Ричард отдаляется. Впервые за всю историю наших отношений – что прошлых, что нынешних – я не могла найти причину проблемы. Словно какая кислота, невидимая глазу, разъедала связующие нас узы, совсем недавно казавшиеся крепкими и надежными.
Каждый день я заглядывала к Кэролайн, и ее тоже немало озадачивало странное поведение Ричарда.
– Что он ответил в прошлый раз? Когда ты спросила, в чем дело? – поинтересовалась она, ставя на кухонный стол две кружки кофе и тарелку с печеньем… хотя мы не притронемся ни к тому, ни к другому. После смерти Эми мы обе потеряли аппетит. Наверное, свадебное платье теперь с меня свалится. Вместе с этой мыслью в голову пришла другая, вызвавшая новый прилив боли, – о двух темно-синих нарядах для подружек невесты, висящих в шкафу гостевой комнаты. – Эмма?…
Я мотнула головой, заставляя себя вернуться в реальность.
– Прости. Я стала такой рассеянной. Наверное, сказывается недостаток сна. – Аппетит, внимание, сон – список моих потерь ширился с каждым днем. – Ричард сказал, что все хорошо, – в конце концов ответила я. – Просто он переживает из-за случившегося.
Решение проблемы пришло само собой, когда заболел один из учителей, который должен был сопровождать школьников в поездке на лыжный курорт.
– Они просили его заменить, но я, конечно, отказался, – заявил Ричард.
Вполне логично, что с этим обратились именно к нему: все в семье Ричарда были заядлыми спортсменами, и мой жених встал на лыжи даже прежде, чем научился ходить.
– Тогда скажи, что передумал.
Мое предложение привело его в ужас.
– Я не могу уехать и бросить тебя одну! Я ведь тебе нужен.
Однако за протестами Ричард не сумел скрыть восторженный взгляд заключенного, перед которым медленно открывалась дверь камеры.
Я взяла его за руку.
– Поезжай. Тебе надо развеяться. А со мной все будет хорошо. Со следующей недели я выйду на работу, и рядом будут Кэролайн, Ник и мама с папой. Всего на десять дней…
Он прижал меня к себе и принялся целовать с энтузиазмом, какого не проявлял уже давно.
Значит, я приняла верное решение.
В вечер накануне его отъезда мы впервые после аварии ужинали в нашем любимом ресторане.
– Уверена, что справишься?
Прежде чем ответить, я сделала глоток минеральной воды и аккуратно поставила стакан на стол. Сидящий напротив Ричард не сводил с меня взгляда.
– Совершенно уверена, – кивнула я.
Ричард широко улыбнулся, поднимая бокал с пивом. Он весь сиял с того самого дня, как согласился на поездку. Тучи над ним, чем бы они ни были вызваны, постепенно рассеивались.
Я старалась не замечать нудный голосок в сознании, ехидно вопрошавший, почему Ричард так торопится уехать. От чего или кого он бежит? Не от меня ли? Может, после аварии я слишком на него давила, и Ричарду просто-напросто не хватало сил справляться с моими истериками?
Когда мы вышли из ресторана и направились к машине, Ричард положил руку мне на талию. Отпереть дверь он не дал – нежно развернул лицом к себе, обнял и поцеловал с жадностью, которую обычно берег для менее людных мест, нежели оживленная улица в самом центре города. На его губах я ощутила привкус пива. Уж не алкоголь ли придавал Ричарду смелости? Однако сам поцелуй вышел привычно ласковым, и я расслабилась.
Ричард отстранился, чтобы хрипло прошептать на ухо очевидный, но такой нежеланный в этих обстоятельствах вопрос:
– Поедем ко мне?
Я медлила с ответом, и с каждой секундой он все сильнее разочаровывался. Ричард намекал уже не впервые, и я не впервые отказывала, но сегодня самый предсказуемый ответ: «Слишком рано», скорее всего, не сработает.