— Гена, — по-настоящему перепугалась я.

— Заткнись, — повторил Лом. — Спаси господи, если хоть что-нибудь услышу. В гробу я видел вашу Империю, если за нее надо женой платить… Будешь нагишом в четырех стенах сидеть, а я соберу все деньги да разведу во дворе костер, а потом пойду к кому-нибудь в подручные, кулаками махать, чтоб тебе веселее было.

— Гена, — пискнула я и заревела с перепугу.

— Все поняла? — спросил он. Я кивнула. — Не слышу.

— Поняла, — жалобно сказала я и потянулась к любимому зализывать свежие раны.

* * *

На следующий день в контору прибыла делегация. Я, против обыкновения, поехала с мужем, скромно устроилась в комнате рядом с его кабинетом с намерением послушать, что скажут умные люди. Назвав их умными, я им здорово польстила. Ситуацию они не прочувствовали и начали с претензий. Лом завелся уже через десять минут, и вокруг все стихло. Танька сидела на подоконнике, дрыгала ногами и ухмылялась, прислушиваясь к тому, что происходит в соседней комнате. Голосовые связки мужа мне было жаль, и вообще бушевать по пустякам не стоило. Я появилась в дверях и тихо сказала:

— Не изводи себя, милый. У людей большое горе, они хотят поторговаться.

Первое, что сделали люди: малость обалдели от моего появления на пороге, а еще оттого, что Лом не заехал мне дверью по носу, а подошел и пропел:

— Радость моя, тебе скучно? Потерпи немножко…

Все утро я старательно избавляла любимого от опасных подозрений, попутно наполняя уверенностью в моей искренней любви. Лом все еще находился под впечатлением и готов был простить что угодно.

Пока народ все переваривал, прошло какое-то время. Его хватило на то, чтобы самые сообразительные поняли — торговаться не получится. Нечем то есть. Хорошо, если по доброте душевной Лом живыми отпустит. Выражение на лицах прибывших сменилось, а муженек, погладив мою ручку, вдруг успокоился и даже хохотнул. Я удалилась, слыша, как он весело пропел:

— Ну, что надумали?

Нет, скучно мне точно не было.

* * *

Мы парились с Танькой в бане. Танька лежала на верхней полке и постанывала. Больше трех минут в парной я не выдержала, вскочила и кинулась в бассейн. Подружка появилась минут через пять, не раньше. Устроилась с термосом неподалеку, мне чашку чая подала. Пить, бултыхаясь в воде, неудобно, и я вылезла из бассейна.

— Хорошо, — покачала головой Танька.

— Да, — согласилась я. Хорошо-то хорошо, но чего-то Танька маялась. Я стала к ней приглядываться. Уловив мои заинтересованные взоры, подружка вздохнула протяжно и сказала:

— Вовка меня беспокоит.

— Бабу завел? — удивилась я.

— Не в этом дело. Много воли взял. Вроде шантажирует, по-глупому, но тенденция отчетливо прослеживается… придется ему спеть.

Я закашлялась и посмотрела на Таньку.

— Ты ведь его любишь?

— Люблю, конечно. Но, по-честному, тебя я люблю больше. Ну и себя, конечно, тоже… После смерти Ленчика Вовка наглеть стал. Прикинь, если Лом узнает, в каком виде тебя Вовик застукал на момент трагического происшествия.

Я поежилась.

— То-то, — кивнула Танька.

— Кого пошлем? Лишние разговоры нам ни к чему…

— Я с ним сама разберусь, по-семейному.

— Спятила? — удивилась я.

— Ну, за это время я кое-чему научилась… И вот еще что. Таблетки жрать завязывай, роди Ломику сына. Он на чужих детей смотрит с заметной тоской. Нечего мужику комплексы наживать. Поняла?

— Отстань, — отмахнулась я, но задумалась.

Через три дня машина, в которой находился Вовка, взлетела на воздух, прямо под Танькиными окнами. Хоронить, в сущности, было нечего, но Танька за ценой не постояла, церемония вышла торжественной, я бы сказала, с некоторым шиком. Певчие выводили «Со святыми упокой…», а Танюшку держали под руки. Она рвалась к любимому, собрать которого так и не удалось.

Вовкина гибель была расценена как злобный выпад поверженных конкурентов, Лома она скорее удивила, нежели взволновала, а в милиции ее и вовсе списали на обычные бандитские разборки.

— Ведь как чувствовал, — причитала Танька по дороге с кладбища, — последнее время мы и не ссорились ни разу, он меня все Танюшенька да Танечка… И вот… ох, господи. И ведь, когда уходил, посмотрел на меня и говорит: «До скорого». Улыбнулся так, по-особенному, махнул рукой и пошел… — Танькин стон перешел в рыдания, я тоже глазки вытерла, сострадающий Костя обнял Таньку, сжав ее нежную ладошку, а она доверчиво прильнула к нему. С некоторых пор они относились друг к другу с заметной нежностью, выходило, что Вовка умер вовремя, да и за Костей, по Танькиному мнению, все же следовало приглядывать. «Уж больно умный», — неодобрительно отзывалась она. Мне стало завидно чужому счастью, и я потеснее прижалась к мужу.

Ломик ужинал и сообщал мне последние новости.

— Зверек на жену жаловался. — С вестей, так сказать, политических он перешел на бытовые темы.

— Что так? — проявила я интерес к этому сообщению. Дурацким прозвищем Зверек обзавелся из-за фамилии Зверев; на настоящего зверя он не тянул и по сию пору ходил в Зверьках. Впрочем, парнем был вполне приличным, и я относилась к нему хорошо.

— Говорит, заколебала. Пацана в музыкальную школу записала, а теперь еще и в английскую. А там какой-то конкурс, экзамены, что ли, в общем, муштрует парня. И Зверек злится, на хрена, мол, мужику музыка и английский в придачу, мы и по-русски не очень, да ничего, живем.

— А ты что? — заинтересовалась я.

— Говорю, охота тебе с бабой связываться. Хочется ей пацана в эту школу отдать, сходи сам, заплати бабки, пусть учится, и жена подобреет.

— Между прочим, жена Зверька мудрая женщина, — задумчиво сказала я.

— Да? — насторожился Лом. — Это почему?

— Потому что сыну учиться надо и человеком стать.

— Оно конечно, — согласился Лом. — Чем с женой скандалить, сходил бы сам…