– Я зайду при случае.
Гильермо вздыхает, разводит руками – мол, я человек подневольный, велели передать… Уходит в глубину зала, к каким-то служебным коридорам.
На меня смотрят девяносто девять пар глаз.
– Я – Стрелок, – говорю я.
Девяносто девять пар ног отрываются от пола. Нет, девяносто восемь.
Алекс стоит на месте, лишь выхватывает из-за пазухи сверкающий длинный пистолет и кричит:
– Беги, козел!
Имя мне не нравится, но совет дельный. Каждый из обиженных, кроме разве что Алекса, втайне понимает, что его убили абсолютно честно. Но вслух говорится совсем иное. И потому все готовы мстить за невинно пострадавших товарищей, забыв, что еще недавно они были соперниками.
Бегу.
За спиной несколько раз щелкают выстрелы – Алекс отчаянно пытается задержать преследователей, потом кричит вслед:
– Я тебя сам сде…
Крик обрывается. Не только у него есть вирусное оружие, пригодное для улиц Диптауна. А может быть, вмешалась служба безопасности «Лабиринта».
Бегу.
Чего мне не хватало, так это растворяться в воздухе. Если обиженные игроки поймут, что я еще и дайвер – охота перерастет в травлю.
А спать так хочется…
Переулок, другой, третий. Снижаю детализацию, чтобы ускорить бег. И едва не проскакиваю мимо здания с надписью «Всякие забавы» на четырех основных языках Диптауна.
К счастью, надписи очень крупные, и я вовремя понимаю их смысл. Равно как вспоминаю рассказ Маньяка о системах безопасности виртуальных борделей.
Выбор несложен, и я врываюсь в вертящиеся стеклянные двери.
Здесь в моде стиль «ретро». Массивная мягкая мебель, широкие столы с пузатыми графинами, блюда с фруктами. Бородатый молчаливый мужчина в углу смотрится деталью меблировки. Бог его знает, может, и впрямь сторожевая программа…
А по деревянной лестнице со второго этажа спускается темноволосая женщина в длинном платье. Ей за тридцать, и лицо настолько детализировано, что я едва удерживаюсь от искуса вынырнуть из глубины и посмотреть на нее нормальным образом. Чтобы понять, как удалось добиться такого неординарного человеческого облика.
Женщина подходит ближе. И я наконец понимаю смысл выражения «зрелая красота».
Действительно, очень зрелая. Ничего в ней нет от той молодости, что царит на улицах Диптауна. И уж тем более мысли не возникает о невинности или чистоте. И слава богу, что не возникает. Ей это не нужно.
Женщина молчит, улыбаясь. Я чувствую, что пауза затягивается, и бормочу:
– Здравствуйте…
Она кивает:
– Добрый вечер.
– Мне кажется, что уже ночь, – говорю я.
– У нас всегда вечер.
Что ж, будем знать.
– Зовите меня Мадам, – продолжает женщина.
– Я…
– Не надо имени. Это вовсе не обязательно.
– Я – Стрелок.
Она кивает.
– Хорошо. Вы зашли к нам по делу… – Улыбка. – Или просто скрываетесь от надоедливых друзей?
Непроизвольно гляжу на стеклянную дверь. За ней – тишина и пустота.
– Не беспокойтесь. Входящие к нам не видят друг друга. Никогда.
– Во втором случае, очевидно, мне придется уйти? – интересуюсь я.
– Нет. Мы всегда рады гостям. Вы можете просто посидеть, выпить кофе или вина.
– Кофе, – решаю я.
Молчаливый охранник ныряет в дверь. Я прохожу к диванчикам, сажусь. Мадам с улыбкой устраивается напротив.
– Неужели вас не разоряют такие вот случайные гости? – спрашиваю я.
– Нет ничего полезнее случайностей. К тому же у нас есть правило – гость должен хотя бы пролистать альбомы.
Недоуменно смотрю на нее.
– Фотографии девочек.
– Ах да, фотографии… – До меня доходит. – Конечно. С удовольствием.
Охранник приносит кофе в маленькой турке, Мадам аккуратно разливает его по чашечкам.
Кладу чуть-чуть сахара, делаю глоток. Кофе крепкий и ароматный, обжигающе горячий. Даже сон проходит, словно и впрямь кофеину принял.
– Вам показать все альбомы? – спрашивает Мадам.
Кажется, что в слово все она вкладывает двойной смысл.
Но голова еще соображает плохо, и я киваю. Мадам плавно пересекает зал, достает из шкафа несколько толстых альбомов в обтянутых разноцветным бархатом переплетах, опускает на стол передо мной.
– Я вернусь к себе, если вы не против, Стрелок. Если вдруг… – улыбка, – вас что-то заинтересует – позовите меня.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
Уже с лестницы Мадам, словно спохватывается, и добавляет:
– Да… если вам понравится фотография и захочется разглядеть ее детальнее – потрите изображение пальцем.
Киваю. Пью кофе, посматривая на альбомы.
Интересно, есть ли здесь резервные выходы? Наверняка.
Впрочем, можно еще сделать вид, что у меня сработал таймер, и раствориться в воздухе.
В любом случае я спасся. Утер нос сотне разъяренных думеров, завоевал сомнительную славу и на четырнадцать этапов приблизился к Неудачнику. Быть может, его все равно вытащат раньше, но я старался как мог.
Кофе допит. Заглядываю в джезву… гляди-ка, опять полна! Волшебный кувшинчик из «Тысячи и одной ночи». Наливаю вторую чашку, придвигаю к себе альбом в черном бархате. Тут, видимо, негритянки?
Оказывается, что нет.
На первой странице – фотография женщины, прикованной к стулу. За ее спиной глухая кирпичная стена, голова запрокинута и лица не видно, но полуобнаженное тело обещает многое. Цепи блестящие, с нарочито крупными звеньями. Под ногами женщины, на полу, лежит кожаная плетка.
Так.
Закрываю альбом, отодвигаю к углу стола. Пусть дожидается садистов-мазохистов.
И впрямь «Всякие забавы».
Смотрю на радугу переплетов. Попробуем угадать. Например, голубая обложка.
Гляди-ка, угадал! С первой фотографии жизнерадостно улыбается голливудский киноактер, уже третий год слывущий секс-символом. Одет он в кожаную куртку, сапоги и кружевное белье. Э, дружок, повезло же тебе.
Разумеется, подписи под фотографией нет. Даже если несчастный красавчик, никогда не страдавший гомосексуальностью, предъявит борделю иск, доказать что-либо будет сложно. Фотография на самом деле слегка искажена, и никто не сочтет ее уликой. Кроме тех, конечно, кто бывал в глубине и знает, как домысливает образы взбудораженный дип-программой мозг. Но те, кто знает виртуальность не понаслышке, знает и ее закон. Самый главный.