И комната становится прежней.
– Я все равно не верю, что он – чужой, – говорит Вика. Неуверенно, но упрямо. – Если он хороший хакер, то мог все это…
Она замолкает, когда я обнимаю ее за плечи.
– Не надо, Вика, – прошу я. – Он ведь ушел. Навсегда. Теперь не обязательно спорить. Теперь можно и верить.
На улице шум, на улице – обмен мнениями. Видели они хоть что-то из того, что открылось нам? Все равно. Глубина породила новую легенду.
– Он ушел, но мы остались, – говорит Вика. – И за тобой – охота.
Киваю, осторожно размыкая наши объятия. Подхожу к окну, смотрю вниз. Человек Без Лица по-прежнему неподвижен.
– Дайвер Леонид тоже должен уйти, – соглашаюсь я.
– Ты будешь грустить по своему дому? – спрашивает Вика. Как здорово, когда не нужно ничего объяснять.
– Чуть-чуть. Как по трехколесному велосипеду.
Я возвращаюсь к ней, обнимаю. Ее губы находят мои.
И это – то, что уже никогда не уйдет.
Глубина… – молча зову я.
Дом снова вздрагивает, когда в далеком Минске прокатный сервер получает команду. Магнитная головка скользит по диску – стирая.
Оборот – исчезает первый этаж со скандальным пенсионером. Оборот – шестой этаж с тихим графоманом, оборот – десятый этаж с коллекционером виниловых пластинок.
Оживает мой компьютер, и меркнут стены квартиры. Я не смотрю на стол, но знаю, что на дисплее нарисованная Вика улыбается мне – в последний раз. Программы не грустят, когда их стирают. Грустят люди, но у меня нет другого выхода. Если заблудишься в зеркальном лабиринте – бей зеркала. Выходи на свет…
Толпа разражается криками, когда мой дом тает в воздухе. Бедолаге Джордану еще придется доказывать, что это не его работа.
Мы плывем над Диптауном, обнявшись и глядя друг другу в глаза.
– Здорово… – шепчет Вика.
– Я и сам не знаю, как это делаю…
– Не знаешь, как целуешься? – удивленно спрашивает она.
…Нет, никогда я женскую логику не пойму.
Возле супермаркета, на стыке украинского и прибалтийского кварталов, я нахожу тихий закоулок: между телефонными будками и фонтаном. Оттуда мы и выходим. Правда, не сразу.
– Ты стираешь свои следы? – интересуется Вика.
Молча киваю.
– Надеешься, что тебя не найдут?
– Попробую. Может быть, они смогут вычислить город… но и то вряд ли. Лучше, чтобы не узнали даже этого.
– А мне ты можешь довериться?
– Санкт-Петербург, – говорю я. Очень хочется услышать в ответ, что мы земляки. Но Вика морщится.
– Питер… Леня, подожди меня здесь, ладно?
Я жду. Она убегает в супермаркет, а я еще раз тянусь к минскому серверу, проверяю, не осталось ли хоть какого-то следа. Потом прохожусь по всем запасным адресам, даже по тем, которые никогда не использовал, – и бью их, безжалостно выскребая информацию отовсюду. Со стримеров и магнитооптики, накопителей Бернулли и оптических дисков. Самым последним я чищу винчестер своего интернетовского провайдера. Все. Теперь – я никогда не входил в глубину.
Вика возвращается.
– Представляешь, в очередь попала, – смеется она.
– Срочные покупки?
– Одна покупка.
Она взмахивает перед моим лицом предусмотрительно сложенным авиабилетом. Я вижу лишь, куда она собралась.
– Утром свободен?
– Ты ведь летать боишься.
– Что поделаешь, ехать долго… Ты встретишь меня?
– Какой рейс?
– В десять утра жди у справочного.
Маленькие игры в самостоятельность… я могу сейчас дотянуться до авиакассы в супермаркете и узнать, кто и откуда брал билет в Питер.
Но я, конечно, этого не сделаю.
– Как я тебя узнаю?
Вика дергает плечиками:
– Посмотрим. А как я узнаю тебя?
– У меня в зубах будет красная роза, – мрачно сообщаю я.
Я прекрасно понимаю Вику. Одно дело – полюбить друг друга в виртуальном мире. Другое – встретиться наяву. Страшно говорить о себе.
Не знаю, хватило бы у меня смелости первому предложить встречу.
– Тогда в десять у справочного, – решает Вика. – Попытаемся не обознаться?
– Попробуем.
– Я пойду? – полуспрашивает-полусообщает она. – Надо собраться…
– У нас уже холодно, – предупреждаю я.
– И у нас тоже…
Вика делается полупрозрачной и рассыпается ворохом искр. Красивый у нее выход из глубины.
И мне пора.
Подмигиваю прохожему, который приостановился, наблюдая за Викиным уходом. И исчезаю из виртуальности.
На экранчиках была темнота. Полная.
Я снял шлем.
На дисплее мерцал золотистый фон «Виндоус-Хоум». Вики больше нет. Хватит любить нарисованных людей.
Выходить из Интернета будем вручную…
Я раскрыл окошко терминала и непонимающе уставился на мигающую строчку.
No dial tone!
Надо вовремя платить по телефонным счетам.
Я все-таки взял трубку и вслушался в тишину. Потом проверил логи – телефон мне отключили три часа назад. Под самый конец рабочего дня, как это водится у работников АТС.
Виртуальный секретарь Фридриха Урмана, а ты ведь был прав… Возможно входить в глубину без всяких технических приспособлений.
Я стянул комбинезон и поплелся к кровати.
Меня разбудил телевизор. Я лежал, кутаясь в одеяло – отопление еще не включали и было холодно, – слушал болтовню дикторов. Политика, экономика, курсы валют… Интересно, попадет ли вчерашний переполох в виртуальности в выпуски новостей? Может, и попадет. Где-нибудь между известием о приезде популярного певца и спортивными новостями. Среди прочих курьезов. Телевидение любит делать репортажи из Диптауна. Обывателю смешно смотреть на мультяшные пейзажи и нарисованных людей. Хорошо, наверное, что над нами смеются. Лишь бы не боялись… не завидовали… не ненавидели…
Я вскинул голову, с испугом посмотрев на часы. Они стояли, видимо, еще с вечера. Обычное дело, всегда забываю заводить. Нашарил валяющийся на полу у кровати пульт, вывел время на телевизионный экран.
Семь. Нормально, успею.
Во всем теле была разбитость, и в голове тяжесть, как всегда после серии долгих и частых погружений. Человек не очень-то приспособлен к виртуальному миру. Может быть, пройдет год-другой, и для всех граждан Диптауна придет час расплаты. Какие-нибудь параличи, слепота, инфаркты. Тогда имя Дибенко смешают с грязью, компании, сделавшие ставку на виртуальность, разорятся, а серьезные ученые сообщат, что давным-давно все это предвидели и неустанно предупреждали…