Эймс позволил себе хмурую улыбку.
– Однажды к моему костру вышел медведь, – сказал он. – Перевернул котелок с кашей. Выжрал ее и ушел. Ему, видимо, никто не сказал, что он должен бояться огня.
– А ты что в это время делал?
– Сидел на дереве и надеялся, что каша получилась сытной, и косолапому хватит, чтобы он не решил закусить мною.
– Ну, хорошо, так что же нам-то делать?
– Боюсь, придется драться, – спокойно ответил Эймс.
– Предлагаешь холм? – спросил Эйо со знанием дела.
Сержант кивнул.
– А ты как, Дарольд?
Я пожал плечами.
– Вам виднее.
– Тогда приступим к подготовке. Времени у нас мало…
Впереди снова пошел Эжен. Он привел нас к неширокому, но довольно высокому холму, на вершине которого росла одинокая сосна. Под ней и стали лагерем и все вместе включились в обустройство обороны. Я рубил и таскал дрова, Эйо вбивал колья в мерзлую землю. Дово и Лус затащили на вершину большое старое бревно, очистили от сучков, подперли кольями. Из веревок связали сетку, накидали в нее камней, суковатых пней и прочего хлама. Весь этот боезапас подвесили на вершину сосны. Под конец приготовлений из крупных смолистых ветвей сложили костер.
– Они придут ночью, – сказал Эймс, – советую всем отдохнуть сейчас, потом будет некогда.
– Почему ты так уверен, что на нас нападут? – спросил я, устраиваясь рядом с костром.
– Сколько мы зверья видели?
– Мало.
– Не мало, а никакого зверья мы не видели! А раз так, то времена голодные и для людей, и для волков. А нас они уже учуяли, мы – ужин!
– Неужели не испугаются?
– Голод – вещь сильная, любую трусость переборет, даже у зверья.
На этом разговор закончился. Я откинулся на лапник и не заметил, как провалился в сон. Мне снилось, что небо над головой превратилось в чье-то лицо, будто кто-то, преисполненный ненавистью, пристально наблюдал за мной. Я попытался укрыться, напряг все силы. Лицо исчезло, а я перенесся далеко на юг.
Ранним утром, когда Азорос только-только просыпался, они подъехали к лавке городского торговца. Отец Даньки сам на ярмарке не торговал. Он доставлял продукты лавочнику, и тот скупал всю подводу, особо не торгуясь. Получив деньги, довольный крестьянин отправлялся восвояси.
Так и сегодня Элсон помог Даньке разгрузить телегу, пока сонный толстый лавочник в засаленной рубахе шумно плескал себе водой в лицо. Данька деловито таскала крынки с молоком и делала вид, что ничего не случилось. Однако даже лавочник заметил, что что-то происходит. Он хмыкнул, молча отсчитал положенные деньги и исчез где-то в глубинах лавки, отдавая зычным голосом распоряжения.
– Ну, что красавица, время прощаться? – зачем-то произнес Элсон. Девушка явно нервничала, словно хотела что-то спросить, но не решалась. Они оба понимали, что сейчас развернутся друг к другу спинами и у каждого с этого момента будет своя жизнь.
– Живешь-то ты где? – спросил Элсон, заглядывая девушке в лицо.
– В деревне… – тихо прошептала Данька.
– А у деревни название-то есть?
– Гула.
В глазах Даньки вспыхнула искра надежды, и на губах заиграла робкая полуулыбка.
– Ну, Дух даст – может, свидимся еще! – попрощался Элсон, но про себя дал обещание вернуться и найти девчонку, если будет жив.
Данька закусила губу, чтобы не расплакаться, села в телегу и под мерное постукивание колес о городскую брусчатку исчезла в предрассветном тумане.
Азорос просыпался быстро. Скоро от утренней тишины не осталось и следа. Элсон битый час толкался по базару. Глаза уже устали от солнца, отражавшегося от белых стен домов южного города. Он хотел найти местечко поспокойнее, где можно перекусить и снять комнату на ночлег. С трудом пробираясь сквозь толпу, Элсон начал злиться. Пара попрошаек буквально повисла на нем, желая щедрого подаяния.
– А ну, прочь, грязное отродье! Я вам монету, а за углом вы мне нож в бок! А ну, разошлись, убогие! – рявкнул Элсон, но через мгновение почувствовал, что его кошелек ощупывают чьи-то проворные пальчики.
– Ай-яй-яй, дяденька, отпустите! – заверещал малолетний воришка, как резаный, когда Элсон схватил его за ухо.
– Мой юный друг, не хорошо обижать детей, – услышал Элсон за спиной дребезжащий старческий голос. Он уже повернулся с намерением высказать защитнику ворья все, что думает о нравах в этом городе, но слова застряли в горле.
– Ревор! Ты! – вырвалось у наемника.
Он пинком освободился он карманника, который тут же растворился в толпе, и с надеждой смотрел на старика. Узнает? Тот щурился, с недоверием разглядывая смуглого лысого верзилу.
– Это я, Элсон! – не выдержал наемник. – Только лысый…
В глазах Ревора мелькнула тень узнавания. Старик вдруг сгорбился, как будто его придавило, и стал мелко вздрагивать. Седая куцая бороденка тряслась, по морщинистому лицу покатились мелкие частые слезы.
– Элсон … – повторял он снова и снова, – как я рад, как я рад…
– А я-то как рад! – взревел Элсон. – Я ж думал, ты погиб! Там, в подземелье… у Ориса… Да ты не плачь, старик! – утешение получилось неуклюжим. – Радоваться надо.
Через пару минут Ревор успокоился и тут же принялся рассказывать о том, что с ним произошло.
– Я тогда только благодаря взрывному порошку жив и остался, – говорил он, медленно шагая по базару рядом с Элсоном. – После взрыва меня засыпало землей, и стражники прошли мимо. Темно там было, и я без сознания некоторое время пролежал… Вот и повезло. Потом очнулся, долго плутал в темноте, все пальцы ободрал, шишек набил, но зато жив остался. Правда, об этом никто не знает. Для всех я так и остался под завалом. И это к лучшему. Если бы Орис разузнал, что я уцелел, он бы меня в раз уничтожил. Так что больше я не Ревор, теперь я Зуларис, скромный лекарь из свободного города Лиор. Сейчас я сына одного городского советника лечу. Мальчонка у него совсем слабый, чуть где ушибется – кровь не остановить. Кроме меня никто не знает, как ему помочь.
Они остановились возле лавки торговца травами. Ревор поздоровался с травником, они обменялись парой вопросов; видно было, что это давние знакомые. Старик купил несколько склянок с темной жидкостью, попрощался с хозяином и двинулся с Элсоном дальше по рынку.
– Это что?
– Что именно? – переспросил Ревор, перекрикивая шум базара.
– Ну, вот эти бутылочки, травки.
– Чтобы зубную боль лечить, – ответил старик и тут же добавил. – Пойдем ко мне, посидим, как в старые добрые времена, поговорим по-человечески. Устал я от этой суеты, хочу тебя в тишине послушать. Чует мое сердце, что у тебя длинная история.
Дома у Ревора было действительно тихо, и что особенно понравилось утомившемуся от жары Элсону – прохладно. Старик жил скромно – маленькая комната на втором этаже доходного дома, кухня и бочка с водой для мытья. На стол накрыл сам Ревор, ему помогала толстая кухарка. Элсон сел и только здесь, в окружении знакомых предметов, понял, насколько он устал, и как много событий пролетело с того времени, как он покинул своего хозяина.