— АМАДЕО, — глухо отозвался тот, учтиво склонив к собеседнице удивительно гладкое для его внушительного возраста интеллигентное лицо. Блики искусственного света, заплясавшие на его обтянутом безволосой кожей черепе, тут же затеяли веселую чехарду в многочисленных бриллиантовых гранях колье, возлежащем на троне пышного декольте соседки.
— Очень хорошо… — задумчиво протянула она, поднеся к умело подведенным глазам изящный театральный бинокль. — Сегодня чья очередь?
— Кажется, БЕРТРАНА, — явно недовольный этим фактом, буркнул старик.
— Мы просим вас, АНЖЕЛИКА! — взмахнув руками, Валадор поднял новую, еще более неистовую волну зрительских оваций.
Земля ушла у нее из-под ног. Вознесенная предощущаемой славой на пик собственных грез, Анжелика словно парила над роскошным багровым велюром этой необычной сцены. Ее сцены. Сцены всей ее жизни. Переполненная чувством творческого могущества, она закрыла глаза и запела.
Время остановило для нее свой извечный ход. Пространство, прежде неведомое, раскрывалось перед ней чудесами подлинной реальности. Никогда и нигде Анжелика не ощущала себя столь комфортно и хорошо. Никогда она не отдавалась власти своей души с такой страстью…
Песни лились из ее сердца его пробудившимся звучанием. Музыка ее души завораживала ее саму и весь зал, то погружавшийся в благолепную тишину, то взрывавшийся фанатичным обожанием. И с каждой песней первая становилась все глубже, а второе — безумнее. И с каждой новой песней она то ныряла в распростершуюся в ее душе блаженно теплую небесную бездну, то пересекала ее и взмывала к ставшим такими близкими хрустальным звездам… Но вот только почему они, чем ближе становились, тем сильнее обжигали ее сердце нестерпимо ледяным светом?
Крохотный звездный осколок оторвался от соседней звезды и полетел по черному бархату ночного неба… Инстинктивно протянув руку, зачарованная его ярким сиянием, она зачем-то схватила его. И тут же вскрикнула от боли — миллионы ледяных игл впились в нежную девичью кожу… Она встряхнула ладонью, стремясь отшвырнуть подальше этот кусок чистой боли, но он как будто намертво слился с ее рукой.
В отчаянии закричав, она открыла глаза и с изумлением уставилась на статного молодого человека, крепко державшего ее за руку. Глядя на нее, он, казалось, без усилия читал ее мысли и чувства. Усмехнувшись, он свободной рукой указал куда-то вбок. Последовав его движению, Анжелика со вздохом облегчения вернула ему благодарный взгляд. Сидевший за старинным белым роялем пожилой мужчина ударил по клавишам идеально настроенного инструмента. Мелодия танго ворвалась в застывший в немом ожидании зал и бросила Анжелику и ее внезапного визави навстречу друг другу.
Земля снова ушла у нее из-под ног… Хотя нет, она так и не вернулась на нее с момента первого взлета. Никогда она не танцевала с такой отдачей. Страсть, порожденная музыкой, разбередила былое и грядущее, реальное и мечтаемое… Слившиеся в один чувственный порыв настоящее и возможное поглотили ее сознание, заменив его на единственно властное над ней чувство, сразу же, в миг своего возникновения, превратившееся в неутолимое желание… Страсть… Таково было ее нынешнее имя в бесконечном мгновении здесь и сейчас… В мгновении, воплощенном в одном поцелуе. В поцелуе, в котором в настоящий момент она была воплощена вся…
Звезды кружились вокруг нее в стройном хороводе, неуклонно приближаясь… Зажатая в кольцо нестерпимо сиявших светил, она задыхалась, обмороженная ледяными касаниями их лучей… Беспомощной бабочкой она билась в ловушке ложного, но оттого не менее смертоносного для нее света… Но всему приходит и начало, и конец… И когда удушающий захват ослаб, Анжелика безжизненной куклой болталась на руках своего недавнего кавалера… Ее закатившиеся глаза так и не увидели благоговейного выражения его безупречно красивого лица. Разжав руки, он позволил обмякшему женскому телу упасть к своим ногам. Запрокинув голову и закрыв глаза, юноша с отрешенным видом стоял посреди звуков продолжавшегося вокруг пиршества. Отгородившись от внешних звуков, он внимательно прислушивался к чему-то потаенному в глубине себя самого.
— И с чем ты пришел на этот раз? Неужели с готовностью понести наказание? — равнодушная ирония Самаэля железным обручем сдавила сердце Шалкара.
— Мой повелитель, я пришел с удачей, — тихо вымолвил он.
— Удача — удел физически смертных. С чем пришел ты?
— Мой господин, я пришел с победой, — задыхаясь в небытийной пустоте образовавшейся паузы, Шалкар безропотно принимал свою участь.
— Надеюсь, так и есть, — тон Самаэля не внушал никаких иллюзий: игравшие не по его правилам попросту выбывали из игры. И возвратов в нее не бывало. Никогда.
— О, да, мой повелитель! — судорожно пытаясь преодолеть терзавший его ужас, демон корчился от порождаемой им боли. — Я выполнил одно из ваших заданий. Из душ Амадео оступились не один, а трое!
— С чего ты взял, что трое? — подчеркнуто вежливо, как обычно разговаривают с психически больными и умственно отсталыми, поинтересовался Самаэль.
— Так ведь… — растерянно проблеял Шалкар.
— Никогда не стоит делать выводы, прежде чем получишь результаты. Насколько мне известно, Николай отменил освобождение маньяка.
— Что? — мгновенно потерявший голос под натиском давящей тьмы, пропищал демон.
— ШАЛКАР, ты что, черт в младенчестве? Считать не умеешь? — беззлобный рык Самаэля вогнал демона в новую пучину смертельного ужаса. Бесстрастность — верный признак приближавшегося действия.
— Но остальные… — жалкая попытка к оправданию у никчемного существа… Шалкар предпочел бы убить себя сам, но, увы, в его случае акт самоуничтожения был невозможен — темные сущности не имеют права на такой выбор. Как, впрочем, ни на что другое, кроме безусловного подчинения своему владыке — абсолютной тьме. Пришедший из нее саркастический голос с каждым новым словом стегал распятую душу Шалкара хлыстом обжигающей ненависти. Хотя он сам жил ею, но соприкасаться с идеальной разрушительной силой Самаэля по-прежнему было для него крайне мучительно. Потому что он все еще не стал ею полностью. Шалкар терпел боль, зная — иного пути выжить, кроме как слиться с терзающим его мраком, попросту нет. Когда-то, на заре человечества, он поставил на карту все, что имел. Собственную душу за отмену кармических долгов. Тогда ему казалось, что способ развития светлой души чрезвычайно болезненен и слишком долог. Но теперь он бы отдал все, чтобы повернуть время вспять. Одна загвоздка — отдавать было нечего. Самаэль овладел его сознанием и неуклонно вел его к полному уничтожению вложенной в него индивидуальности. Ему не нужны слуги, имеющие право выбора. Для осуществления своей разрушительной миссии дьяволу требуются безвольные рабы. Их сознание должно быть в итоге трансформации полностью заменено его сознанием. А насколько это невыносимо — убивать свою духовную личность, оскопляя ее лишением воли, Самаэлю было не все равно, а очень даже на руку — энергии, вырабатываемые страдающими демонами, поддерживали и питали специфичность его бытия.