– Беки говорит, что сюда идет войско! – сияя глазами и озорно приплясывая, сообщил мальчонка. – И еще что они «фуфьи выедки»!
Последнюю фразу он нарочито прошепелявил, имитируя ущербную дикцию герцога, которому при Сент-Олбансе повредило челюсть и нёбо, что, безусловно, сказалось на речи.
– Эдуард! – машинально взвилась Маргарет. – Лорду Бекингему не следовало произносить при тебе таких слов. И человек он слишком порядочный, чтобы его передразнивать!
«О боже, о чем я? – растерянно подумала она. – Что я такое несу, когда надо спасать мужа!»
Закрыв глаза, женщина почувствовала, что дрожит. Шум близящейся колонны, ее многоногий топот и бряцание становились все слышней. По полю тревожно разносились команды о построении королевского войска. Маргарет подбежала обратно к своему мужу и жестко ткнулась ему поцелуем в щеку:
– Генри, прошу тебя. Вставай сейчас же. Неприятель совсем близко, сейчас будет сражение. Умоляю: идем со мной. С нами.
Глаза Генриха томно закрылись, хотя он, наверное, слышал. Времени не оставалось. Скрепя сердце королева сделала выбор между мужем и сыном.
– Тогда ладно, – морщась от жалостных слез, произнесла она. – Прости меня, но я должна обеспечить безопасность Эдуарду. Да хранит тебя Господь, Генри.
Лошади Уорика вес седока в доспехах был откровенно не по нраву. На подъезде к Нортгемптону ее шкура уже вздувалась от кровавых рубцов плети и уколов шпорами. Видно, к бою придется спешиваться. Эта тварь годится лишь для таскания телег с бочками лондонским кабатчикам. От звона оружия и запаха крови она как пить дать одуреет и понесет.
Едущему рядом Эдуарду Марчу кляча попалась еще негодней. Чтобы она под ним не свалилась, он был вынужден постепенно расстаться с доспехом. Миля за милей их часть за частью почтительно принимали шагающие рядом ратники и приторачивали к себе, так что в конце концов молодой граф оказался в одном шерстяном исподнем. Вид у него был такой сконфуженный, что все лишь с пониманием отворачивали головы.
Завидев неприятельский стан, передние ряды дали об этом знать криками. Путь сюда на север, что и говорить, выдался утомительным, без передышки, зато теперь на виду замаячила награда. Посреди открытого поля – земель местного аббатства – трепетали королевские стяги со львами. По сравнению с огромной колонной королевская рать смотрелась незначительно, но Уорик уже издалека разглядел, что королевские латники хорошо вооружены, а при виде сотен конников и лучников у него опасливо екнуло сердце. Для противодействия кавалерии у кентцев не было пик, а численный перевес против хорошо подготовленных солдат – штука спорная. По коже потекли свежие струйки пота, и Уорик в очередной раз пожалел, что рядом нет отца. Тот принимал решения, которые оборачивались победой или же полным разгромом врага. Солнце еще не дошло до полудня, а на Уорика уже наползала хмарь безысходной усталости.
– Ты веришь барону Грэю на слово? – спросил, подъезжая, Эдуард Марч.
Как за старшим, командование войском было за Уориком. Вспышку неповиновения Эдуарда там, на Лондонском мосту, он не забыл, но больше разделять бремя начальствования было не с кем.
– Еще одна чертова заноза, – ответил он со вздохом. – Ну ты подумай, как ему можно доверять?
Лазутчики лорда Грэя тянулись за ними все утро и часть предыдущего дня. Один и вовсе подъехал открыто и с поднятыми руками: дескать, вот он я, с чистыми намерениями. Он привез весьма необычное предложение, и Уорик все еще пребывал в сомнении, не уловка ли это с целью выманить его на самый крепкий участок королевской обороны.
– А чего нам выгадывать? – небрежно пожал плечами Марч. – Он хотел от тебя поднятого красного стяга, ну так вели его поднять. А он или сдержит свое слово, или же мы порубим их всех на куски, с ним заодно.
Уорик, как мог, скрыл раздражение. Эдуард был еще достаточно молод и не успел сполна познать истинное людское коварство.
– Если он верен своему слову, мы атакуем его рать с фланга. Видишь, вон там? Но если его нарочный солгал и это какая-то ловушка, у Бекингема в том месте окажутся все самые отборные ратники, готовые нас растерзать.
Эдуард Марч раздражающе хмыкнул.
– Ну и пусть. Я, как надену доспех, возглавлю бросок сам. Так или иначе, мы через них прорвемся.
Уорик дал приказ остановиться и, спешившись, повел свою изможденную конягу в сторону, мимо раздающейся вширь колонны. Своим капитанам он приказал упорядочить ряды кентских новобранцев. Слышно было, как командиры усердствуют во всю мочь голосов, сознавая, что на них поглядывают оба графа. Постепенно походная колонна перестраивалась в шеренги и каре, лицом к армии короля менее чем в полумиле на открытом поле. Со стороны неприятельского стана доносились упреждающие звуки рогов, во все стороны метались всадники и слуги. Две рати разделяло восемьсот ярдов – расстояние достаточное, чтобы разглядеть по центру широкие знамена Бекингема. Еще ближе сбоку стояло аббатство, откуда за перестроениями наблюдали темные фигурки монахов.
За войском короля текла река, сильная и быстрая от летних дождей. Неизвестно, был ли здесь через нее мост, хотя даже при его наличии путь к отступлению у Бекингема оказывался затруднен. По-прежнему реяли на шестах флаги над королевским шатром, но даже если не учитывать присутствия монарха, сама река будет заставлять его людей стоять и драться до последнего. Интересно, поблизости ли королева. По отношению к ней память у Уорика была более благосклонна, чем к королю, одним своим актом лишившему семейство Невиллов всех титулов и прав состояния. Он покачал головой, вспоминая ту уверенность, с какой отец клеймил королеву змеей, обвившей государя крепче, чем все его лорды.
– Вперед, шагом! – скомандовал Уорик, получив сигнал о готовности.
Выстраивалось его воинство с мучительной медлительностью, но имело и силу, и настрой сразиться с людьми короля. Они двинулись вперед, эти братья и сыновья Кента, спаянные вместе в ряды. Первые две шеренги составляли кольчужники Уорика, железный молот с дубовой рукоятью из кентских повстанцев. Уловив желание наиболее ретивых ринуться бегом, он осадил их резким возгласом, удерживая ряды и неторопливый темп. Надо было, приближаясь, одновременно рассмотреть вражеские позиции.
От пришедшей на ум мысли Уорик удивленно моргнул. Он шагал во главе войска на короля Англии, и этот король приходился ему врагом. А ведь всего с год назад он бы рассмеялся в лицо любому, кто хотя бы представил подобную картину. Однако акты о лишении прав состояния вышли в свет, и такого титула, как граф Уорик, больше, получается, не существовало. Безусловно, его люди при разговоре сей титул неукоснительно употребляли, но на самом-то деле он, Уорик, его утратил, равно как и Солсбери и Йорк. Рядом шагал Эдуард Марч, сжимая меч и явно воображая неминуемую кровавую бучу.
Минуя аббатство на правом фланге, они еще раз приостановились. За рекой виднелся собственно Нортгемптон с его смутно различимыми отсюда стенами и шпилями церквей. Уорик внимательно, с прищуром, оглядел все направления: вокруг королевских сил был наспех вбит частокол, а по его сторонам стояли лучники. В жутковатой тишине Эдуард Марч сел на траву и Джеймсон надел на него последние части доспеха. Сэр Роберт Далтон с самого Лондона так нигде и не объявился. Помнилось лишь, как его поглотила толпа, в которой он беззвучно канул. Чувствуя, что рядом на привычном месте нет надежного человека, молодой граф испытывал безотчетную тревогу.