– Тогда, – ухватилась Маргарет, – не постесняюсь сказать: я надеюсь на вашу помощь, Мария.
Ее визави, оправляя смоляную прядь, кивнула:
– Я это поняла еще тогда, когда ваш человек Дерри Брюер послал Якову весть о вашем визите. Думаю, от моего мужа вы бы уехали ни с чем, но я так не поступлю. Я не могу отказать в помощи сестре, хотя мне в ответ надо будет что-то предъявить своим лэрдам.
Маргарет кивнула, тайком подумав, нет ли во всех этих слезах и экзальтации толики наигранности. Видимо, это сомнение обозначилось у нее на лице: Мария подалась ближе и доверительно положила ей ладонь на руку:
– Я не желаю с тобой скряжничать и пересчитывать монеты. Чем могу, я тебе помогу. Условия ты, должно быть, обдумала еще на пути сюда. Поведай мне о своих намерениях, Маргарет, и я со всем соглашусь. Ты получишь четыре тысячи человек, все как один отборные молодцы, которые будут биться за тебя как львы.
Маргарет снова пробрало нелегкое сомнение. Если это действительно переговоры, то они что-то чересчур просты или ж, наоборот, гораздо сложнее, чем кажутся на первый взгляд. Ей-богу, Оуэн Тюдор с его грубоватой честностью был проще и понятней, чем это показное дружелюбие с двойным дном.
– Я рассчитывала, что твой муж согласится на помолвку между моим сыном и одной из твоих дочерей. А их дети взойдут на престол Англии.
– Согласна! – сверкнула глазами Мария, взмахом ладони словно отрубая путь к отступлению. – А ты знаешь, что имя моей дочери Маргарита, в честь тебя? Ей сейчас пять, но когда вырастет, она станет великолепной парой твоему наследнику-сыну.
– В честь меня? – несколько растерялась Маргарет.
– Французская владычица Англии, что так долго уберегала своего мужа от волков. Какое имя может быть достойней для моей дочери? Я сожалею лишь о том, что наше знакомство так запоздало. Я могла бы тебе помочь, если б мне позволил мой Яков. Человек он был редкостный, теперь таких не встретишь. – При воспоминании о муже на лицо Марии легла тень. Она накренила голову, словно слышала его голос. – Мне помнится, он всегда говорил про одно место; один шип в его львиной лапище, на который он все смотрел, да так и не тронул. Быть может, в память о муже мне бы и не мешало присовокупить его к нашему соглашению… но нет, не буду! Я же сказала, что поддержу тебя четырьмя тысячами войска, а обещанной тобою помолвки с меня более чем достаточно.
– Что за место ты имеешь в виду? – спросила тихо Маргарет.
– Бервик, на реке Твид. Яков говорил, это почти Шотландия. Прямо на границе. Всего-то передвинуть ее на милю, но это было бы великолепной данью его памяти, которую я так чту. А его лэрды посчитали бы меня очень умной и смелой предводительницей, скажи я им, что сумела его отвоевать.
– Уверена, что они так уже и думают, – в серьезности, соединенной с рассеянностью, произнесла Маргарет.
Теперь она была уже уверена, что весь этот разговор шел в русле, целиком намеченном этой молодой женщиной, однако даже при этом цена была не слишком высока. Утрата Генриха наполняла виной и стыдом, который уже нельзя было переносить, невзирая ни на какую цену. Сама мысль о том, что кто-то вроде Йорка может причинить ему вред, скребла нутро колючим смертным ужасом. Будь что будет.
Маргарет склонила голову:
– Бервик твой, Мария. Мой муж не стал бы скаредничать из-за потери одной мили, когда речь идет о судьбе всего королевства.
Мария Гелдернская снова взяла ее ладони и крепко сжала:
– Тогда по рукам. На юг за тобой отправятся лучшие воины во всей Шотландии. Ты знаешь, что мой муж был главой клана? Клан – это от шотландского «кланна», что значит «дети». Они все были ему детьми, а он им прекрасным отцом. Я лично отберу их по бородам, мышцам и ратному мастерству. Ты сделала меня своей союзницей, Маргарет; хотя можно подумать, будто бы я и раньше ею не была. О помолвке мы объявим незамедлительно. Ну а теперь, не присоединишься ли ты ко мне за столом? Мне просто не терпится побольше услышать о Лондоне, о Франции.
Слышно было, как в стекла епископского дворца стрекочет крупный косой дождь. Комната короля освещалась неяркими бликами камина и единственным медным светильником, поставленным сбоку для чтения. Шум дождя разбавлялся единственно шелестом ладони Генриха по бумаге и пришептыванием, с которым он, шевеля губами, читал книжные строки.
Рядом с королем сидел Йорк. Больше здесь никого не было. Слуг епископа услали на вечер вниз по Темзе в Лондон, сопровождать хозяина, так что прибытия Йорка никто не застал. Наружная дверь под нажатием ладони отворилась сама, и Йорк, неся перед собой лампу, задумчиво прошел пустыми коридорам; под сводами разносился лишь звук его собственных шагов.
Сняв с себя промокший плащ, он сел напротив короля, глядя на огонь. К Генриху он сидел так близко, что сторонний наблюдатель подумал бы, что они вдвоем ведут тихую сокровенную беседу. Огонь был небольшим, но в комнате было тепло; темным золотом желтела обшивка стен из древнего дуба. Кто, интересно, был королем, когда в вековых лесах валили эти деревья? Дубовые доски были вырезаны определенно еще до Норманнского завоевания; они и тогда уже были в солидном возрасте. Ну а кто, все-таки – Этельстан? Пожалуй, даже и раньше. Высушены и отполированы тогда, когда королевства Уэссекса и Мерсии не слились еще в единые владения английского трона. Значит, времена Гептархии [13] . Вес самой Истории ощущался в этой комнате. А аромат дыма и воска имел запах самых тонких, самых душистых благовоний.
Между ними находился круглый столик, а на нем всего одна чара, сосуд с вином и еще флакончик со стеклянной затычкой. Взгляд Йорка был прикован к этому натюрморту. Потом он задумчиво перешел к наплывшей на полу лужице от плаща, переливчато поблескивающей красно-золотистыми отражениями углей, словно пролиты были капли живого золота.
Чуть слышное бормотание стихло, и Йорк медленно поднял голову. На него был направлен взгляд Генриха, взирающего с легким, чуть вкрадчивым интересом.
– Я знаю, зачем ты здесь, – неожиданно произнес король. – Я перенес этот недуг, это безумие, которым страдал столь долгое время. Думаю, что у меня оказались похищены целые годы. Но я не слабоумный. И никогда им не был.
Йорк отвел взгляд, распрямившись и сложив руки на коленях. Теперь он не поднимая глаз смотрел на надраенные половицы. Король меж тем заговорил снова:
– У тебя есть какие-нибудь известия о моей жене и сыне, Ричард? Слуги вокруг ходят с пустыми лицами, как будто я призрак, как будто они глухи и немы. Но ведь ты-то меня видишь? Слышишь меня?
– Я вас слышу, ваше величество, – на выдохе ответил Йорк. – И вижу. А с вашей женой и сыном все обстоит благополучно, я в этом уверен.
– Моего мальчика Маргарет нарекла Эдуардом, так же как ты своего. Прекрасный юноша, весельчак. Непоседа. Сколько ему сейчас, Ричард? Тринадцать? А то и постарше?