* * *
Куда ни глянь, все мертвое. Настил из досок – дохлый. Скамейки жестоко убиты рубанком. Трибуны, сколоченные живодером-плотником, разлагаются который день. Ну зачем было истязать их гвоздями?!
Зил представил, как в древесную плоть впивается сталь, рвет, ломает… Передернуло, кислый ком подступил к горлу.
Ах, как хотелось зажать ноздри пальцами, покрытыми вязью татуировок!..
Ну не мог Зил, потомственный леший, вдыхать этот смрад, не мог!
Не сбавляя шага, он закрыл глаза. Ему здесь не нравилось. Одежда настойчиво щекотала кожу – ей тоже здесь не нравилось.
– Смотри, куда прешь! – в лицо дохнули чесночной вонью, более приятной, чем городские запахи, щедро наполнившие собой промозглый воздух. Молодой леший уткнулся в спину рыжеволосого здоровяка, топающего в колонне чуть впереди, и того возмутило столь панибратское отношение к его пояснице и лопаткам.
Ерунда, пусть ругается. А вот выпади Зил из строя, пришлось бы несладко.
Подтверждая его догадку, хриплым лаем зашлась волчарка – здоровенная тварь, в холке по грудь Зилу, а ведь он не карлик какой, почти две мерные палки ростом. Когти у волчарки с указательный палец, клыки в вечно ощеренной пасти – с мизинец. Короткая, но плотная шерсть в мороз защищает зверюгу от холода, а в жару – от зноя. На большой голове хватает места маленьким закругленным ушам и умным глазам, изучающим жертву с неподдельным интересом: мол, какого цвета у жертвы кишки, а?!
Зил – непроизвольно! – отшатнулся.
И поймал насмешливый взгляд княжьего ратника, едва удерживавшего псину на поводке из кожаных шнуров. Не насмешка даже, а презрение было в том взгляде, который скользнул по лешему и чуть задержался на его ушах, будто было в них что-то особенное. Взгляд ратника, затянутого в латы из железного дерева, будто говорил: «Слабак ты, парень. Червь, а не соискатель!» На плоском невыразительном лице его явственно выделялась здоровенная бородавка – будто прилип ком серой слизи под глазом.
Поддавшись злому, смертельно опасному порыву, Зил закатил рукава, как делал это перед трудной работой, и, выскользнув из строя, протянул ладонь к волчарке:
– У-у, какая! Дай за ушком почешу!
Лютая тварь, вопреки присущей ей взрывной свирепости, обомлела от такой наглости. Потому-то Зил и успел коснуться ее загривка, прежде чем она пришла в себя и атаковала. Однако парень не просто так прибыл на Праздник, отец не зря сказал ему: «Зачем испытывать себя? Ты же знаешь, что готов».
Стремительно – легко! – он отскочил от волчарки. Ее клыки клацнули, укусив лишь воздух. А ведь могла оторвать ему руку, а потом сожрать!..
В животе у Зила забурчало. А вот зверюга выглядела ничуть не голодной: на боках вон какие складки жира. С таким-то запасом можно неделю одним воздухом питаться.
Волчарка зашлась лаем.
– И как зовут собачку? – в отместку за презрительный взгляд спросил леший у ратника. Тот как раз потянулся за кнутом, чтобы загнать в строй блудного соискателя, то есть Зила. – Чего молчишь, служивый? Язык проглотил?
Лицо княжьего воина мгновенно налилось кровью, серой осталась только бородавка. Он замычал, указывая Зилу, куда пройти, – и Зил тут же воспользовался советом, угодить под кнут ему не хотелось. А мычал ратник потому, что все ратники немые – языки у них отрезаны. Бойцы должны безмолвно подчиняться владыке, их мнение никого не интересует. Да и не выдаст немой военную тайну, не расскажет врагу секрет.
А врагов у города Моса и князя его Мора хватает.
У людей вообще много врагов…
В полдень, после утреннего лета, опять началась зима.
Небо затянула серая хмарь, из которой сыпанул мелкий снег. Тонким саваном ложился на Мос, город-кладбище, город-крепость, и тут же таял, превращаясь в стылые лужи. Древние руины, оплетенные плющом, и новостройки, окруженные высокой стеной, покрылись прозрачной пленкой. Арену погода тоже не щадила, погоде плевать было на грядущий Праздник.
Вернувшись в строй соискателей, торжественно топающих вдоль трибун, Зил, как подобает парню его лет, смиренно опустил голову, но все же заметил: бородавчатый ратник жестами сообщил что-то лысому, как колено, командиру, стоявшему дальше по проходу. В ответ бородавчатый получил серию взмахов рукой, пальцы которой при этом причудливо сплетались. Смысл бесед ратников скрыт от прочих, поэтому Зил ничего не понял, и все же ему не понравилось, как лысый посмотрел на него. Небось бородавчатый нажаловался.
Мос – город хоть и большой, но тихий. Жизнь в нем неспешна, и чужаков тут не привечают. Местные ценят спокойствие и размеренность. Однако сегодня в городе царила предпраздничная суета.
Лязгая ржавым металлом, мимо пронесли древние инструменты, извлеченные из княжеских хранилищ по случаю грядущего торжества. Торговцы, с головы до ног обвешанные промасленными сумками, истошно орали, расхваливая еду и напитки. Один такой – руки что соломинки, а живот выпирает – подбежал было к Зилу, сунул ему под нос отвратительно пахнущий кусок мяса на бамбуковой щепке, да тут же и отвалил, увидев, как парень брезгливо поморщился и отвернулся.
– Мне давай! – здоровяк отобрал у торговца товар и в одно движение затолкал в рот, измазав толстые губы жиром.
От этого мерзкого зрелища лешего отвлек кукольник, лысый череп которого был покрыт пигментными пятнами и редким седым пушком.
– Нравится? – прихрамывая, кукольник подошел к колонне.
От пальцев его, сплошь зеленых от татуировок, тянулись нити, привязанные к игрушкам, – мертвым деревяшкам, украшенным мертвым мочалом. Кукольник шевелил пальцами, и деревяшки судорожно дергались в ответ.
– Купи, – предложил он. – Всего пару монет. Девушке своей подаришь.
– У меня нет девушки, – Зил не взял бы игрушку и даром.
Лицо кукольника стало злым. Дернув деревяшками, он сцедил сквозь гнилые зубы:
– Так и ты, леший. Так и тобой управлять будут!
Конечно, Зил тотчас забыл о пророчестве старого дурака.
А вот и напрасно…
Наконец колонна добралась до загородки, предназначенной для соискателей. Тут уж леший постарался никого не толкнуть, не обидеть отказом и вообще вел себя прилежно и скромно. Ему пришлось сесть на мертвую лавку, чтобы не выделяться среди прочих парней и девушек, – разных, не похожих друг на друга ни манерами, ни одеждой, но с одной и той же целью собравшихся здесь со всех Разведанных Территорий.
Лавка жалобно скрипнула – на нее опустился тот самый рыжий увалень, которого Зил не нарочно толкнул и который не брезговал плотью животных. Увалень снял с плеча сплетенную из прочных трав сумку, в которой можно было уместить пару мешков картошки. Он уже забыл о столкновении с Зилом – его щекастое лицо растягивала добродушная улыбка.