Всех их, верных соратников, подбирающих крохи знания Родда, этих скотов-слуг, ублюдков-последователей, тупиц-рабов, скулящих при его появлении, мечтающих лизать ему ноги и преданно заглядывающих в рот… Он бы их!.. И вот так еще!.. И так!.. Как же он ненавидел этих мальчиков-тюльпанчиков и девочек-ромашек, исторгающих из своих кишок не нормальную вонь метана, а смертоносную пыльцу с запахом тины и роз.
«Но ведь они же дети», – Родд попытался думать как обычный чистокровный.
Да-да, дети, просто дети. Милые, прекрасные, ненасытные, смешливые, игривые, познающие. То есть именно такие людишки, которых Родд ненавидел до багровой пелены в глазах, до сжатых кулаков, хрустящих суставами пальцев, до сломанных зубов, когда челюсти стискиваются, больно-больно упираясь одна в другую.
Он с удовольствием избавился бы от всех учеников, разом удушив их своими «корнями». Или нет, это слишком просто, унизительно быстро. Он ослепил бы их и лишил слуха. Выдрал бы из пастей языки, даровав немоту. Пусть умрут в темноте и тишине. От голода. От жажды. От невозможности позвать на помощь и попрощаться с ближними, пожаловаться, поплакать…
Раздался грохот.
Пол дрогнул под «корнями».
И вновь загрохотало. И опять. Это обрушивались здания, возведенные сильными людьми прошлого, победившими природу, свою суть и пространство. Здания высотой более сотни мер выстояли во время бомбардировок и землетрясений. А сейчас вместо них клубилась пыль вперемешку с пеплом. Лианы, державшие бетонные блоки, погибли мгновенно. Из них будто высосали все жизненные соки, сделав ломкими и слабыми, и уж тогда бетон не оплошал, расползся кусками вширь и вниз.
Цветник еще держался, ведь того хотел Родд: цветы благоухали, привлекая пчел, а те привлекали хищных жучар, жучары испражнялись на нежно-зеленый мох, который испражнениями питался. Родд мгновенно мог уничтожить эту биосистему, созданное им убежище, где он провел так много лет, что страшно вспомнить, сколько именно, хотя он начисто лишен сентиментальности. Если ему было что-то нужно, он брал это. От прочего – исчерпавшего себя, потерявшего значение – отказывался безжалостно. Отсекал. Выбрасывал. Или просто уничтожал.
Родд двинулся по полированному камню пола.
Ему нравилось касаться гладкой чистой поверхности. Это было одно из немногих доступных ему удовольствий. Его опора, придатки и ненавистная плоть существовали лишь для маскировки, чтобы не пугать глупых людишек. Потому-то «корни», покрытые коричневой корой и коростой высохшей почвы – ни песчинки не просыпалось на пол! – шелестели подобно тысячам древесных змей, ползущих к жертве в ночи, скреблись несметными легионами жучар, объедающих трупы на поле брани. Ниспадающая до пола борода тоже была лишь декорацией. На самом же деле она есть часть коммуникатора для связи с Создателем и такими же, как Родд, эмиссарами.
Людишкам со стороны должно было казаться, что Родд – возрастная неловкость, что поделаешь? – наступает на бороду и спотыкается, охая да ахая. На самом же деле Родд замыкал коммуникатор на почву, врубал связь, получал инструкции и пакеты информации. Подпитывался. Скачивал биообновления для своего разветвленного многоуровневого интерфейса со множеством периферийных устройств-органов, которым требовались новейшие биоконтроллеры.
– Собирайтесь, – велел Родд ученикам, и те бросились во тьму.
Он ненавидел свою бороду с того самого момента, как она приросла к нему вместе с буйной шевелюрой. Это было больно, очень больно!.. Будь его воля – вырвал бы с кровью, нижнюю челюсть не пожалел бы – сломал бы, срезал с кожей по самые глаза, да с удовольствием, радостно и сладко причмокивая! Хихикая и хохоча. И пританцовывая. Но…
Ярко-зеленая борода – Создатель не озаботился придать ей естественный для людишек цвет – сдерживала Родда вроде того поводка, которым княжий ратник окорачивает волчарку. В бороде было полно тончайших спиралей из крепкой травы, которую не порвать, не разрубить топором. Родд поначалу пытался, да. Спирали кишели рыжими муравьями. С писком и тоскливым гулом над Роддом летали полчища особых комаров и слепней. Они – тоже способ коммуникации. Заодно – верные слуги. Могут взять анализ ДНК или передать по цепочке мошек своего вида информацию за доли секунды – всего лишь с определенной частотой махая крылышками и чуть сменив диапазон писка. При необходимости полчища могут и должны атаковать врага, оказавшегося в радиусе поражения, и впрыснуть ему под кожу мгновенно действующий яд.
Так что контроль над рыбацким поселком с помощью жалких зеленых облачков пыльцы – лишь малая часть того, на что был способен Родд. Все эти годы – долгие-предолгие годы! – он вовсе не прозябал в заточении, как считал его единоутробный братец, а копил силы, развивал свои возможности, учился быть усовершенствованным собой, разбирался в том, что может его измененное тело.
И – главное! – он пытался узнать, для чего его создали.
Ведь не зря же, не просто так, Создатель снизошел до него, ниспослав дар власти над судьбами многих. Очень многих.
Родд… Ро-о-о-од-д… Женщина, исторгнувшая из своего чрева младенца, ставшего впоследствии бородатым затворником, назвала его иначе. Но Создатель решил, что новое имя будет приятней для слуха людишек и расположит их к нему. Внушит доверие.
Одни лишь морщины на лице Родда были настоящими, выстраданными. Заслужил за годы. Заработал.
С тех пор, как он изменился, пропала необходимость заботиться о теле. Незачем умываться. Не надо пережевывать пищу и затем соскребать с резцов гниющие остатки. Родд не чувствовал ни зуда, ни боли, ни холода, ни тепла. Мог бы при желании, но давно уже отключил соответствующие рецепторы. Просто не нужны. Любую угрозу извне, любой вирус мгновенно уничтожало вещество, жалкое подобие которого рыбаки называли тонжерром. Его тело – от кончиков пальцев на ногах до макушки – наполовину состояло из «корней», вросших под кожей в мышцы и заменивших собой кровеносные сосуды. Вместо сердца у Родда был бутон, пульсации которого разгоняли по тончайшим капиллярам-«корням» жидкий… э-э… назовем это вещество тонжерром, не принципиально. А уж тонжерр обеспечивал не только жизнедеятельность, но и обмен информацией между частями тела.
Так человек ли существо, известное как Родд? Или одна лишь видимость, не более? Раньше, много лет назад, когда все только началось, Родд без малейших колебаний ответил бы на этот вопрос, но сейчас… Сейчас он даже не знал, кукольник ли он, управляющий марионеткой на нитках, или же кукла. А может, ему и вовсе досталась роль одной из тонких ниток?
Топот детских ног возвестил о возвращении учеников. Прихватив немногочисленные пожитки, они выстроились за спиной Родда.
Левый его локоть повело вперед – потому что «корень» так решил. В помещение проникло уже столько дыма и пыли, что врубилась альтернативная система управления движениями Родда, которая задействуется в критической ситуации. Система хотела, чтобы он незамедлительно покинул опасную точку пространства, то есть цветник. Что ж, пока что их цели и намерения совпадали. Пусть себе «корни» шевелят ногами и руками Родда, направляя его к вожделенному выходу, к дыре, в которую затягивало гарь. Ученики молча двинулись следом.