* * *
Руки скрещены на груди. На лице довольный оскал: губы раздвинуты, блестит слюна на зубах, чуть ли не капает изо рта. И даже солнцеочками не скрыть ту радость, которой прямо-таки светятся черные глаза князя Мора. Да он от ласк фавориток и жен не получал такого удовольствия, какое испытывает, глядя, как гибнут отправленные им в бой чистяки и полукровки, безропотно принимающие смерть!..
Ну вот зачем полукровки обрекают себя на гибель?! Почему не отвечают ударом на удар?! В отчаянии говорцу Далю хотелось кричать, рвать на себе бесцветные волосы и проклинать генерала Бареса, командующего полукровок. Именно ему Даль передал сведения о том, что творится в княжеском дворце. Так ради чего Даль терпел муки от последствий злоупотребления своим даром?! Точно не ради звонких монет. И точно не ради того, чтобы стоять на бетонном поле в сцепке с парочкой менталов и смотреть на то, как умирает надежда на поражение объединенной армии.
Просто его уже давно до изжоги, до желчи и крови тошнило от всех этих придворных дамочек, считавших связь с ним изысканным извращением, о котором можно с придыханием рассказать подругам, взяв с них клятву никогда и никому об этом. От поварих и прислужниц, испуганно жмущихся к стенам при его появлении. От матери и отца, без зазрения совести продавших в рабство собственного сына. От всех этих напыщенных сволочей, считающих себя выше всех и лучше всех только потому, что иные просто чуть от них отличаются.
Они – все они! все-все они! – должны ответить за годы унижений, одиночества, презрения, ненависти и проклятий в спину. Они должны быть уничтожены. Только надежда на это и спасала Даля долгими вечерами от самоубийства. Он жил лишь ради этого. И он сделал так много, чтобы час расплаты настал. И вот теперь, когда доблестные воины Минаполиса должны были смести со своей земли пришлых, точно мусор, выдавить истинных людей с лика планеты, как гнойник, они стояли с задранными вверх лицами и умирали, не давая отпора врагу!..
«Не сдавайтесь! Защищайтесь! Убивайте чистяков! Убейте всех! Мы все равно не достойны жизни…» – в отчаянии он отправил этот призыв полукровкам, хотя только что просил их по приказу князя об обратном.
Менталы, которые были с Далем в сцепке, конечно же, услышали каждое слово, каждый призыв. И тотчас триос распался. Говорца ударили лбом в нос, а когда он отшатнулся, брызгая на себя и на бетон кровью, носок ботинка врезался ему в пах.
Даль упал на колени.
И от удара ногой в лицо опрокинулся на спину.
* * *
Не отрывая взгляда от неба, Хэби отшатнулся, едва не упал, но все-таки устоял на ногах. Он тут же вернулся в строй. Из его плеча хлынула кровь, по спине тоже потекло. Похоже, в него попала пуля, но полукровку, казалось, сквозное ранение нимало не побеспокоило. Пусть бы он не вскрикнул от боли – герой ведь и молодец, умеющий терпеть, не выказывать своих чувств, – но нормальное желание отомстить у молодого рептилуса точно возникло бы, это же взрывной Хэби, а не рыжий увалень Траст, способный простить все, что угодно!
А он даже не снял свой шипомет с предохранителя, даже нож не вытащил из потайного кармана. Его взор, как взоры всех полукровок, собравшихся на Поле Отцов, был устремлен к небу. Да что там устремлен, полукровки глаз не могли – именно не могли! – отвести от небес. Для них сейчас войска оккупантов и вообще всего прочего попросту не существовало! Того же Хэби можно было оскорблять, избивать и даже резать живьем, он не оторвался бы от созерцания облаков!..
– Хэби, очнись! Хэби! – выкрикнул Зил ему в лицо.
Никакой реакции.
– Фелис, Шацу, Шершень, вы что, не видите?! Хэби ранен! Надо помочь, ну же, очнись, Шершень! – он дернул пироса за крыло, все-таки рассчитывая, что того это возмутит.
Нет, не возмутило.
Грохотало древнее оружие, свистели пули. Крохотные кусочки металла выбивали искры из бетона у ног Зила. Один за другим, а то и по нескольку сразу падали полукровки, стоявшие в первом и втором ряду. Убитые, понятно, больше не шевелились, а вот раненые вставали, чтобы снова задрать лица вверх. Кое-кто из них падал опять, получив на этот раз уже смертельную порцию металла. А те же, кто встать не мог из-за перебитых ног, ложились на спину – и смотрели, смотрели, смотрели!..
Это было дико, это было неправильно – всего лишь смотреть, да еще и не на врага, и даже не пытаться оказать сопротивления.
– Генерал! – Зил ткнул старика-тайгера кулаком в живот. – Отец! Ну же!
Леший вырвал из лапы Бареса шипомет и развернулся к атакующим.
Но не выстрелил.
Он увидел, как в небе вспыхнули две звезды – и это при свете дня!
С каждым мгновением они становились все больше и все ярче – уже видны были дымные хвосты, протянувшиеся за ними следом. Зила охватило беспокойство. Он и перед этим не был безмятежен, но нынешнее беспокойство было иного рода, оно не касалось сиюминутных событий, свистящих возле уха пуль и падающих на бетон полукровок. Оно вовсе не имело никакого отношения к войне, затеянной тут, на поверхности планеты. Мало того, Зилу внезапно стало все равно, что тут произойдет. Ну, убьют одного-десятого-сотого, это же допустимые потери, ничего страшного, ничего достойного того, чтобы сердце быстрее застучало. А вот то, что творилось в небе… Именно это было единственно важным!
Из глубин чужой памяти, тут же становившейся своей по мере разархивации, в подробностях всплыло древнее пророчество полукровок. Оно гласило, что однажды спасители вернутся на Землю. Их прекрасный звездолет спустится с небес на Поле Отцов, построенное благодарными полукровками заранее, много-много лет назад, и будет всем счастье, и наступят лучшие времена из всех времен, потому что…
Стоп! Их звездолет… звездолет…
Вот! Вот, что обеспокоило Зила. Звездолет – огненная точка в небе – должен быть один, в пророчестве это четко указано. Один звездолет, а не два, не три, не пять и двадцать! Значит, что-то у великих, не знающих страха и упрека спасителей пошло наперекосяк, что-то не так, какие-то проблемы возникли у тех, у кого проблем вообще быть не может!
А значит…
Его ударили сзади по пояснице, метя в почку справа. Он охнул от резкой боли, в глазах потемнело. И тотчас сильные руки обхватили его, не давая ни упасть, ни осесть, ни попытаться ответить ударом на удар. В ухо громко засопели, задышали давно не чищенным ртом.
– Ты у меня вылечишься, братец, ты у меня здоровым опять станешь. Если надо, я из тебя дурь-то всю повыбью. Ишь, полукровкой он себя считает! Дурак ты совсем! Я тебя лучше до смерти забью, сам забью, ребра переломаю все, хребет сломаю, но не позволю в наших стрелять, понял? Я тебя люблю, как брата, понял? У меня никогда брата не было, но я тебя…
– Давай живей, толстый, потом причитать будешь!
– Траст? Ларисса? Отпустите меня! Там Хэби ранен, ему нужно помочь, он же кровью истечет!
– Ты нам потом еще спасибо скажешь. Толстый, живее! Живее, толстый!