«Странный конец карьеры для повитухи», – подумал Дэвид, прочитав эту запись. Конечно, пенсия по старости оказалась недостаточной для прожития, а сбережений она так или иначе лишилась. Таким образом, в тридцатом году, обуреваемая множеством воспоминаний о громкоголосых, возмущенных пришельцах, которых принимала в этот мир, она лишь время от времени смотрела, как покидают его уходящие.
– Это было уже в ваше время? – спросил он.
– Да. Я не помнил ее среди старых акушерок, но сейчас вспоминаю. Она мне писала с этого адреса в Шорнфорде. Не думаю, чтобы у меня когда-нибудь нашелся для нее случай. Бедняки обычно обходятся своими силами. У богатых – обученные сиделки, или же они умирают в домах престарелых. Но если она здравствует, то вполне может жить там до сих пор.
Дэвид поблагодарил доктора за помощь и первым же автобусом уехал в Шорнфорд.
К своему большому удовлетворению, сестру Андерсон он нашел. Ей было за восемьдесят, и она проживала с племянницей по адресу, сообщенному доктором Шором.
Она готова была обсуждать свое прошлое, ничуть не обеспокоенная сомнениями, имеет ли Дэвид право ее допрашивать. Он завел разговор о ее работе в давние дни, когда она была связана с ассоциацией сестер, расположенной в Лондоне.
– Я всегда любила трудиться в этих краях, – пояснила сестра Андерсон, – потому что мой дом в Шорнфорде. Моя сестра – мать племянницы, с которой я живу, – вышла замуж в Шорнфорде и прожила здесь всю жизнь. А я вот не такая. Я много разъезжала. У меня хорошие связи с самыми важными семействами округи. Вот так я и попала принимать роды у миссис Фринтон в Уэйкли-Мэнор. О чем вы меня хотели спросить в связи с ней?
– Я врач, как уже сказал, – ответил Дэвид. – И меня интересуют близнецы. Насколько я понимаю, когда вы принимали роды у миссис Фринтон, у нее родились близнецы.
– Да, именно так. Одного убили на войне, а другой живет сейчас в усадьбе, хотя она ему не принадлежит. Владелица – дочь убитого брата, Артура.
– Она сама умерла, бедняжка, не так давно. Но вам, может быть, не сказали.
– Я что-то слышала. Отравили ее, да? Ужасно. Но сейчас эта семья меня не очень интересует. К ним я больше никогда не ездила. А близнецов помню. Пережитое в Уэйкли-Мэнор я вряд ли когда-нибудь забуду. Один из самых трудных случаев в моей работе, и дом какой-то странный, надо вам сказать. Вы не поверите, что иногда происходит в этих больших домах.
– А чем был так труден случай Фринтон? Осложнения в связи с двойней?
– А, нет, с родами все было в порядке. Трудности начались потом. Конечно, мне пришлось помогать обихаживать двух младенцев. Доктор Милсом определил двойню заранее, и миссис Фринтон отлично подготовилась к появлению младенцев на свет. Она решительно вознамерилась сама руководить воспитанием детей и, вопреки советам свекрови, наняла молодую неопытную няньку, практически уборщицу в детской, хотя она четыре года работала помощницей няньки в хорошей семье. Девушка должна была стать их единственной воспитательницей под руководством миссис Фринтон.
– Вы не помните, как ее звали? – спросил Дэвид, стараясь скрыть волнение.
– Отлично помню, на это у меня есть причина. Беатрис Браун, девчонка едва ли старше двадцати лет. Настолько самоуверенная, что трудно найти таких даже сегодня.
– У вас были с ней трудности?
– Конечно же, были, доктор. Все началось с первого купания близнецов. Я обмотала старшему кусок бинта вокруг лодыжки, чтобы не перепутать. И кроватку тоже пометила. Ну так эта девчонка подходит прямо к кроватке старшего и берет его. «Нет, – говорю, – не трогайте. Я отвечаю за все в первый месяц, и старший – моя обязанность. А вы, – говорю, – берите младшего». Она на меня злобно зыркнула, но ничего не сказала. Мы их выкупали, и я приколола старшему на пеленку специальную розетку, которую сшила для него миссис Фринтон. Детки были совсем одного размера, пять фунтов две унции каждый – до сих пор помню.
– Превосходная память, – заметил Дэвид. – Именно эти цифры я видел в книге доктора Милсома. Мне это кажется очень интересным.
– Злобная девчонка была эта Беатрис, – продолжила старая сестра, пропустив мимо ушей фразу Дэвида. – Вообразила, будто ее унизили, не дав заниматься старшим. Это была ее первая работа – единственная няня у миссис Фринтон. Я такого никак не могла одобрить. Она была всего лишь помощницей, младшей нянькой, а миссис Фринтон – совершенно невежественная, да еще и нервная. И она не послушалась моего совета – пригласила к Беатрис настоящую главную няню. У нее были свои идеи, а она за них держалась. А Беатрис – вы не поверите, попыталась на третий день поменять детей. Взяла Артура из кроватки и положила на его место Хьюберта, тоже с розеткой на распашонке. Думала, я не замечу. Ну, я ей эту игру испортила, потому что сразу запомнила у Артура родинку на спине возле крестца. В форме хлебного каравая. Пришла купать ребенка, вынула его из кроватки, смотрю, а родинки нет, тут я сразу поняла, что она задумала. А родинка была как раз на том ребенке, которого купала Беатрис. Миссис Фринтон тогда еще не оправилась, так что я ничего ей не сказала. Но Беатрис выложила все, что о ней думаю, и забрала у нее Артура. Она после этого не решалась больше плутовать, и к концу месяца даже привязалась к Хьюберту. А это нехорошее дело она хотела сотворить просто из зависти ко мне. Это могло изменить наследование имения.
– Действительно могло, – согласился Дэвид и подумал: «Может, даже теперь изменило».
– Я была рада, когда мой месяц закончился, – продолжила сестра Андерсон. – С этой девицей я потом не разговаривала после ее гнусного поведения. Она считала, что это я совершила подмену, забрав Артура обратно, хотя отстаивать свое мнение передо мной не смела, и я уверена: даже себе не созналась в содеянном. Думаю, она хорошо смотрела за детьми, но оставалась там недолго. Ее вспыльчивость и властность, наверное, сыграли свою роль. И она уехала перед тем, как мальчиков отправили в школу. Хотя, как я знаю, мистер Хьюберт потом пригласил ее к своему сыну, значит, с ним она хорошо обращалась, раз он ее запомнил и позвал снова. В каком-то смысле этого можно было ожидать: его она нянчила с самого начала. Но лично я ни за что не стала бы доверять ей после того, что она пыталась сделать. Прямо под носом у миссис Фринтон она могла ввести мальчиков в заблуждение, сказать Артуру, что он младший, а Хьюберту – что на самом деле он старший. Артур вряд ли был бы склонен ей верить, но Хьюберт вполне мог – считая, что из них двоих он важнее.
– Я бы совершенно не удивился, если бы вы оказались правы, – мрачно ответил Дэвид.
Старая дама улыбнулась и закрыла глаза. Рассказывать свою долгую историю ей было приятно, но усилие ее утомило. Она откинулась на спинку кресла, надеясь, что теперь молодой доктор уйдет. Дэвид это предвидел: он знал по опыту, что обычно энергия оставляет стариков внезапно. Поблагодарив сестру Андерсон за согласие его принять, он ушел.
Следующий его визит был к аптекарю, продавшему те тюбики помады. Его провели за прилавок в глубины аптеки, где владелец составлял лекарства по рецептам. Визит Дэвида был для него неожиданным, и он не стал этого скрывать: