После службы прихожан пригласили в церковный зал на кофе и печенье, но Гамаш туда не пошел. Пожав всем руки, преподобный Хэнкок заметил этого крупного мужчину, оставшегося сидеть на скамье, и подошел к нему:
– Чем могу служить?
Глаза у него были нежно-голубого цвета. Вблизи Гамаш увидел, что Хэнкок старше, чем кажется. Ему было скорее тридцать пять, чем двадцать пять.
– Не хочу лишать прихожан вашего общества, преподобный. Но может быть, вы сумеете уделить мне некоторое время немного позже?
– А почему не сейчас? – Он сел. – И прошу вас, не называйте меня «преподобный». Вполне достаточно просто Том.
– Боюсь, у меня не получится.
Хэнкок внимательно посмотрел на него:
– Тогда уж лучше «ваше превосходительство».
Гамаш взглянул на серьезное лицо молодого человека и не смог сдержать улыбки:
– Что ж, может, у меня и получится называть вас Том.
Хэнкок рассмеялся:
– Вообще-то, в сугубо официальной обстановке меня называют преподобным мистером Хэнкоком, но и просто «мистер Хэнкок» будет вполне достаточно, если вам так удобнее.
– Да, удобнее. Merci. – Гамаш протянул руку. – Меня зовут Арман Гамаш.
Рука священника на секунду задержалась.
– Старший инспектор, – произнес он наконец. – Я так и подумал, что это вы. Элизабет сказала, что вчера вы пришли нам на помощь. А я, к сожалению, готовился к гонкам на каноэ. Надежды у нас никакой, но хоть повеселимся.
В то, что у них нет надежды, Гамаш был готов поверить. Уже не первое десятилетие он наблюдал знаменитые карнавальные гонки на каноэ через реку Святого Лаврентия и каждый раз спрашивал себя, чем должен быть одержим человек, чтобы заниматься этим. Для подобных гонок требовалась недюжинная физическая сила и некоторая сумасшедшинка. И если молодой священник был в неплохой физической форме, то Гамаш по своим записям знал, что его напарнику по команде, Кену Хэсламу, перевалило за шестьдесят. Грубо говоря, это будет подобно перетаскиванию наковальни на другой берег реки. Хэслам в команде – это явная фора соперникам.
Когда-нибудь он, возможно, спросит у этого священника или у кого-нибудь другого, что заставляет их участвовать в таких гонках. Но не сегодня. Сегодня на повестке была другая тема.
– Я рад, что сумел немного помочь, – сказал Гамаш. – Но к сожалению, дело далеко еще не закончено, несмотря на вашу сегодняшнюю проповедь.
– О, в мои намерения никак не входило сбросить со счетов то, что случилось, – только принять человеческую жизнь и радоваться ей. Там… – Хэнкок махнул рукой на прекрасные витражные окна и благородный город за ними, – достаточно людей, которые обвинят нас, и я подумал, что стоит попытаться поднять самим себе настроение. Вы это не одобряете?
– Это имеет какое-то значение?
– Это всегда имеет значение.
– Собственно говоря, я думаю, что ваша проповедь была вдохновенной. Прекрасной.
Преподобный мистер Хэнкок посмотрел на Гамаша:
– Merci. В этом есть риск. Но надеюсь, что я никому не причинил вреда. Там поглядим.
– Вы родились в Квебеке?
– Нет, в провинции Нью-Брансуик. В городе Шедиак, омаровой столице мира. Есть такое правило: если вы говорите «Шедиак», то должны добавлять…
– «Омаровая столица мира».
– Спасибо. – Хэнкок улыбнулся, и Гамаш понял, что тот говорил о радости небеспричинно. Он знал, что такое радость. – Это мой первый приход. Я приехал сюда три года назад.
– А давно вы в совете Лит-Иста?
– Года полтора, кажется. Это не слишком обременительно. Самое главное, что я должен делать, – это не забывать, что мне не следует предлагать что-либо новое. Чтобы остановить время, нужно приложить массу сил, и по большей части им это удается.
Гамаш улыбнулся:
– Живая история?
– Вроде того. Они, может, старые и вздорные, но они любят Квебек и любят Литературно-историческое общество. Они долгие годы старались быть незаметными. Они хотят одного – чтобы их не трогали. И вот надо же, случилось такое.
– Убийство Огюстена Рено, – подхватил Гамаш.
Хэнкок покачал головой:
– Вы ведь знаете, он приходил, хотел поговорить с нами. В пятницу утром. Но совет отказался его принять. И правильно сделал. Он может обратиться по обычным каналам, как и все остальные. Он казался неприятным человеком.
– Вы его видели?
Хэнкок помедлил с ответом.
– Нет.
– А почему о приходе Рено не упомянуто в протоколе заседания?
Этот вопрос поверг Хэнкока в недоумение.
– Мы решили, что это не имеет отношения к делу.
Но у Гамаша сложилось впечатление, что для Хэнкока эта новость была откровением.
– Насколько я понимаю, вы и месье Хэслам покинули заседание раньше других?
– Да, у нас в полдень была тренировка, поэтому мы и ушли.
– Огюстен Рено все еще находился у дверей?
– Я его не видел.
– У кого был доступ в подвал?
Хэнкок на мгновение задумался.
– Это вам Уинни лучше скажет. Она главный библиотекарь. Сомневаюсь, что дверь в подвал вообще запиралась. Уж скорее тогда можно задать вопрос, кто ее мог найти. Вы спускались туда?
Гамаш кивнул.
– Тогда вы знаете, что туда можно попасть только через люк и вниз по лестнице, которую нельзя назвать парадной. Случайный посетитель никогда не обнаружит этот подвал.
– Но здание обновлялось, предполагался и ремонт нижних помещений. И насколько я знаю, в ближайшие дни подвал собирались залить бетоном.
– Так скоро? Я знал, что работы ведутся, но не знал, когда будут цементировать. Теперь этого, видимо, не случится?
– Боюсь, что на некоторое время работы придется отложить.
Старший инспектор спросил себя, понимает ли преподобный мистер Хэнкок, что он сейчас признал: это убийство мог совершить только член Литературно-исторического общества. Не какой-нибудь случайный посетитель библиотеки, а человек, хорошо знакомый с планом старого здания. Старший инспектор помнил свое долгое путешествие по лабиринтам коридоров. Тут была целая сеть проходов, лестниц, закутков.
Мог ли Огюстен Рено сам найти люк, ведущий в подвал?
Почти наверняка нет.
Кто-то провел его туда и там убил.
Кто-то, кто прекрасно знал все о Лит-Исте.
Кто-то, кому было известно, что подвал собираются залить бетоном.
Преподобный мистер Хэнкок поднялся со скамьи:
– Извините, но мне нужно быть на кофепитии. Я должен там появиться.