Поздно вечером, когда все уходили спать, Лидочка нарочно произнесла фразу Ирины:
– Мы еще посидим, правда, Саша?
– Посидим, – не отказался он, нежно перебирая струны гитары.
Взвинченная мачеха сжала челюсти, но ей не оставалось ничего другого, как только уйти к мужу. Саша тихонько пел испанские и русские песни, Лидочка слушала, определив, что и ему не хочется уходить к себе в комнату.
А ночь была удивительно безмятежна, напоена летней свежестью и пахла ночными фиалками, дурманящими и без того горячие головы. Лидочка не боялась, что Саша прогонит ее. А если и попытается, то это будет проявлением страха, о котором он говорил днем. Не получится сейчас, получится чуть позже, в следующий приезд отца! Лидочка была уверена в своих силах, в том, что ее план удастся.
В его комнате было темно, она двигалась на ощупь и бесшумно, но он услышал:
– Кто здесь?
– Я, – тихонько отозвалась Лидочка, садясь на край кровати.
– Лидочка? Что ты здесь делаешь?
Глупейший вопрос из уст взрослого мужчины.
– Пришла посмотреть, как ты спишь, – сказала она.
Возникла долгая пауза, но Лидочку она не смущала, нечто подобное она предполагала. Близость мужчины, который ей небезразличен, его напряжение, азарт предвкушения запретного плода, таинства сделали ее бесстрашной и помогли находить приемы, заложенные природой. Лидочка наклонилась к Саше, он затаил дыхание.
– Поцелуй меня, – прошептала она.
– Лида…
– Молчи, молчи… – Лидочка нашла его рот и закрыла ладошкой. – Я знаю, что веду себя плохо, и мне нравится быть плохой. Однажды я видела тебя с Ириной… Саша… сделай со мной то, что ты делал с ней.
– Что?! – заерзал он. – Ты соображаешь…
– Соображаю.
Лидочка прильнула губами к его губам, прильнула неумело, но искренно и жарко. Потом она развязала поясок своего ситцевого халатика, распахнула его, нашла руки Саши, положила их себе на плечи, спустила на грудь. Мягкие, теплые мужские ладони, впервые коснувшиеся ее тела, привели Лидочку в восторг. Все получится так, как она сейчас хочет! И всегда будет так!
– Разве я хуже? – шептала Лидочка и ластилась, ластилась к нему. – Ты научишь меня, я буду лучше…
– Лида, ты потом пожалеешь…
– Нет. Нет. Не пожалею. Молчи… Хочу, чтоб ты… только ты…
Видимо, Саше трудно было справиться с собой. Его руки заскользили по телу Лидочки, высвобождая из халатика, а у нее закружилась голова. Находясь в густом тумане, она прижалась всем телом к Саше, чувствовала жар, исходящий от него, экстаз от ласк и поцелуев останавливал сердце… Она победила мачеху, Сашу, себя. Даже мгновенная боль не уменьшила радости и счастья от победы. Собственно, Лидочка не столько торжествовала – это у нее впереди, – сколько осваивалась с новой, потаенной частью жизни.
Отца и дядю Федора проводили. Мачеха то слонялась по двору, то в гамаке валялась, а то вдруг пригласила Лидочку и Ваню прогуляться к морю и предложила позвать Сашу, он почему-то не вышел к завтраку. Пасынок и падчерица отказались от ее приглашения, причем грубо. Ирина этого вроде бы и не заметила, только обронила:
– Тогда навещу Александра, может, он болен. – И поплыла в дом.
Лидочка подхватилась и бегом к окну. Села под ним, прислушалась.
– Не понимаю, почему? – панически прозвучал голос мачехи.
– Надоело сидеть в подполье, поеду и – будь что будет.
– Прошу тебя, не уезжай…
– Ирина! – сказал он строго. – Мы зашли слишком далеко, у тебя своя жизнь, у меня своя. Пора поставить точку.
Лидочка замерла, пытаясь угадать, что происходило в комнате.
– Ты охладел ко мне? – дрогнул голос Ирины. – Или ревнуешь к мужу? Вот ведь глупо. Нам же было хорошо вместе…
– Закончим этот разговор. Я так решил. Уходи.
Лидочка отползла от окна, побежала в дом и увидела: мачеха, опустив плечи, побрела в свою комнату. Ах, как сладко заныла внутри месть. Но то, что Саша собрался уехать, испугало. Лидочка рванула к нему, постучала.
Чемодан стоял на кровати, Саша насупился.
– Уезжаешь? – спросила она, глядя ему прямо в глаза. – Из-за меня?
– Нам не следовало этого делать, – выдавил он, отвернулся к окну. – Тебя не виню. Я неправильно себя повел.
Лидочка подлетела к нему, прижалась щекой к спине, обняла и сбивчивым шепотом, задыхаясь от счастья, потому что она, а не Ирина сумеет задержать его, проговорила:
– Ты жалеешь? Нет, нет, неправда! И я не жалею. Я сама хотела. Останься. Или хочешь… хочешь, уеду с тобой? Буду твоей рабой, служанкой, хочешь?
– Глупая ты, Лидочка.
– Останься… Останься…
Она сделала пару шагов и очутилась с ним лицом к лицу. За ночь Лидочка неплохо усвоила практические уроки, ее поцелуи уже не были детскими и неумелыми. А Саша… Чем-то она зацепила его, может быть, непосредственной простотой, неумением играть роль и скрывать чувства. Или девственная свежесть Лидочки вместе с чистыми глазами ангела околдовали его, но минуту спустя он крепко обнимал ее и целовал в губы.
– Обещай, – лепетала Лидочка, – что ты никогда, никогда не будешь с Ириной.
– Обещаю…
Ирина сделала еще одну попытку устроиться на кровати рядом с ним, но Саша сдержал слово и был вознагражден. Лидочка проводила ночи у него, возвращалась в свою комнату на рассвете и спала до обеда. Конечно, Ирина не могла не заметить в ней перемен, падчерица перестала язвить и грубить, в ней появилось нечто новое, сугубо женское. А то, что Саша отверг ее, Ирину, явилось новым поводом к подозрениям.
Однажды все вместе пошли к морю. Мужчины поплыли в открытое море, Лидочка разделась и улеглась на полотенце. Вот тогда до Ирины многое дошло.
– Ты отдалась Александру…
Нет, она не спрашивала – утверждала. Лидочка подобного откровения не ожидала, приоткрыла веки и взглянула на мачеху безучастно.
– С чего ты решила? – произнесла она, переворачиваясь на живот.
– По твоему телу. Когда девушка отдается мужчине, в ее теле появляются особенные признаки. У тебя женский живот. И ноги стали женскими.
– Вот как… – усмехнулась Лидочка. Что ж, настал момент отплатить Ирине. – Да, я отдалась Саше. И мне нравится отдаваться ему, целовать его губы, обнимать его тело. Разве ты не то же самое делаешь… с отцом?
– Опомнись, что ты несешь? – Удар достиг цели, Ирина стала бледно-зеленой, а губы посинели. Видимо, подобная реакция и родила фразу «позеленела от злости». – Ты забыла, сколько тебе лет! А он… Как он мог! Развратник!
– Ты любовь называешь развратом? – делано удивилась Лидочка. – Но ведь когда мама была жива, ты тоже занималась с отцом развратом. Или я чего-то не понимаю?